— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила жена.
— В полном, — уверил Сергей Дмитриевич и в доказательство звонко шлепнул себя ладонью по голому выпуклому животу. — Хоть сейчас в космос.
— Одевайся, космонавт, — сказала Алла Петровна и взлохматила остатки мужниных волос вокруг лысины. — Завтрак стынет.
— Завтрак стынет, рога трубят, — фальшиво пропел Сергей Дмитриевич, со второй попытки попадая ногой в шлепанец и направляясь в ванную. — Великие дела ждут того, кто способен их свершить.
Продолжая распевать эту чепуху, он вышел в прихожую и включил свет в туалете. Воровато оглянувшись на дверь спальни, он быстро и бесшумно приоткрыл стенной шкаф и запустил в него руку. Он знал, что так или иначе узнает все и без этой партизанщины, но удержаться просто не мог. Мозг кричал во все горло, призывая закрыть шкаф и хотя бы ненадолго оттянуть неизбежное, но рука действовала словно бы сама по себе, раздвигая, ощупывая… убеждаясь.
«Что же это было? — думал Сергей Дмитриевич, так ожесточенно двигая зубной щеткой, словно намеревался разорвать рот. — Что же было на этот раз? И что вообще со мной происходит?»
Он посмотрел в укрепленное над раковиной зеркало, как будто отражение могло дать ответ. Отражение молчало, и вид у него был самый что ни на есть дурацкий: круглые щеки — одна больше другой из-за зубной щетки, перемазанный пастой рот, мешки под заплывшими глазами, длинные пряди вокруг лысины торчат во все стороны, придавая голове сходство с полуоблетевпшм одуванчиком, белесая щетина на подбородке. Да, подумал он. Пожалуй, это чучело ответит.
— Ну, чего таращишься?
Он подавил в себе желание плюнуть зубной пастой в зеркало и тщательно, по всем правилам, прополоскал рот. Похмелье понемногу отступало, и мозг привычно перебирал предстоящие дела, настраиваясь на рабочий лад и как бы между делом воздвигая непроницаемый защитный барьер вокруг зиявшего в памяти черного провала, в который каким-то не вполне понятным образом ухнул остаток вчерашнего вечера. В последнее время эта операция успела утратить остроту новизны и превратилась в рутинное, раз и навсегда отработанное действо — с памятью Сергея Дмитриевича творились странные вещи, и временами он побаивался, что скоро там вообще не останется ничего, кроме этих огороженных хлипкими заборчиками черных бездонных ям.
Но хуже всего были пробуждения, и даже не пробуждения, а то, что следовало за ними. Намыливая щеки, Сергей Дмитриевич выдавил кривоватую улыбку: да уж, по утрам ему приходилось несладко…
Память, как бесконечно бегающий по кольцевой линии поезд метро, снова помимо воли вернулась к исходной точке. Механически двигая помазком, Сергей Дмитриевич невидящими глазами смотрелся в отражение в забрызганном зубной пастой зеркале и вспоминал, как все это случилось в самый первый раз.
* * *
…Дом стоял на самом краю микрорайона, и с двенадцатого этажа Сергей Дмитриевич без труда мог наблюдать за жизнью обитателей обреченной на снос деревушки, в огороды которой шестнадцатиэтажное обиталище вломилось, как ледокол в береговой припай. Вокруг дома расстилалось безбрежное море вздыбленной и исковерканной колесами и гусеницами рыжей глины, кое-где прорезанное жалкими полосками асфальта, проложенными, как водится, совсем не там, где нужно, и потому имевшими заброшенный вид. На рыжей поверхности глиняного моря белел беспризорный мусор, среди которого тихо ржавело забытое строителями железо и потихоньку крошились штабеля бетонных плит.
В подъезде одуряюще пахло побелкой, масляной краской и ацетоном. Сквозь все эти запахи пробивался еще один, не слишком сильный, но весьма откровенный запашок, в природе которого Сергей Дмитриевич не сомневался ни минуты: он сам был строителем и отлично знал, что строительные организации, как правило, не утруждают себя возведением на объектах таких архитектурных излишеств, как туалеты для рабочих.
Возвращаясь с работы, он с головой погружался в бурную стихию ремонта: Алла Петровна, обычно мягкая и иронично-веселая, въехав в новенькую, с иголочки квартиру, казалось, напрочь утратила чувство юмора и превратилась в хрестоматийного надсмотрщика за рабами — не хватало разве что бича из воловьей кожи да шестизарядного револьвера. Впрочем, себя она тоже не жалела, с лихвой восполняя недостаток денежных средств находчивостью и усердием, так что через каких-нибудь две недели железобетонный сарай, оставленный строителями счастливым новоселам, совершенно преобразился.