Последние отзывы

  42  

Всю ночь во сне он резал и резал теплую плоть, вскрывал тела, проводил операции. А потом во сне его благодарили за проделанную работу, жали руки, целовали в щеку. Синеглазов раскланивался, как артист.

– Хорошая ночь, хорошие сны, – пробормотал Синеглазов, вскакивая с постели и нащупывая ногами тапки.

Он включил музыку и направился в ванную. Напустил полную ванну воды, сделал пену и, сбросив пурпурный махровый халат с монограммой на нагрудном кармане, погрузился в теплую воду. Его ничуть не беспокоило, а даже наоборот, приносило неописуемое удовольствие, то, что еще на так давно в этой ванне лежали трупы, что она вся была залита кровью. Лежа в теплой воде, он воображал, что лежит в густой липкой крови. Он тер лицо, стопы ног, он наслаждался жизнью.

И даже когда зазвонил телефон – а Синеглазов слышал это отчетливо, – он не вылез из ванны, а остался лежать с полуприкрытыми глазами, находясь в состоянии блаженства. Он принимал ванну долго, почти час. Он даже взял вчерашнюю газету и просмотрел ее. Но ничего любопытного не нашел. Было несколько статей о Чечне, о валютных проститутках и о китайских браконьерах, которых расстреляли российские пограничники.

Синеглазов бросил газету на пол, а сам прикрыл глаза, и, покусывая от восторга мокрые губы, стал в подробностях вспоминать, как мучилась и стонала одна из его последних жертв.

– Я так люблю детей, – шептал Синеглазов, – так люблю… Особенно девочек, маленьких девочек, лет восьми-десяти. Они куда красивее и притягательнее женщин. Они такие нежные, такие ласковые, такие чистые. Они даже пахнут не так, как взрослые самки. От них исходит запах фиалок и чистых трусиков. Они прекрасны, как цветы…

Синеглазов вытащил пробку, и вода, с хлюпаньем, начала медленно исчезать. Синеглазов лежал на дне ванны и рассматривал свое тело в хлопьях белой пены. Затем он поднялся, встал во весь рост и принял холодный душ. Он фыркал, урчал, как большое сильное животное, разбрызгивал воду, хохотал. Он чувствовал себя прекрасно, ему хотелось маленькую девочку. Все его тело содрогалось.

Чтобы хоть как-то унять это безумное возбуждение, он набросил на себя халат, выбрался из ванной и, шлепая мокрыми босыми ногами по паркету, забежал в большую комнату, извлек из секретера папку с фотоснимками, разложил их на ковре и стал рассматривать.

– О, какие вы замечательные! Вы прелестны! Как визжала, как таращила глаза! Какой у тебя был нежный и мягкий зад!

Синеглазов рассматривал фотографии, его губы были мокрыми от слюны, щеки дергались, пальцы дрожали.

– О, мои маленькие цветочки, мои маленькие проказницы! – бормотал маньяк, бегая рядом с фотографиями, но не наступая на них.

Затем, когда возбуждение немного улеглось, Синеглазов аккуратно, одну к одной, сложил фотографии и изящным бантиком завязал тесемки папки.

– Ну все, лежите тихо, не беспокойте меня, – поворачивая ключ секретера, прошептал Синеглазов и направился в кухню.

Он решил плотно позавтракать и только после этого ехать на работу. Во время завтрака Синеглазов включил приемник, пытаясь услышать что-нибудь о пропавших детях и о разбойных нападениях маньяка. Но ничего представляющего интерес радио не передало, и Синеглазов огорчился.

– Наверное, я плохо работаю, обо мне никто не знает. А мне хочется стать известным, причем известным на весь мир. Мне хочется, чтобы меня боялись, чтобы мое имя произносили с трепетом и дрожью в голосе. И я этого добьюсь! – прихлебывая горячий кофе с молоком, шептал Синеглазов. – Обо мне еще узнают. Я своего добьюсь, я свой шанс не упущу!

Закончив завтрак, Синеглазов почистил зубы и надушился. Затем надел свежую сорочку, повязал галстук, затянул брючный ремень. От прикосновения к ремню глаза маньяка затуманились, словно в каждый капнули масла.

– На работу… на работу, черт бы ее побрал! – пробормотал Синеглазов и, надев плащ, взяв кожаную папку, вышел из квартиры.

Вскоре он оказался в офисе. Направляясь к кабинету шефа, он увидел свою подругу и подмигнул ей. Девушка опустила голову и не ответила на приветствие коллеги. Ей все еще было не по себе. Она все еще не простила Синеглазову его ночной визит, не простила того, как грубо и нагло он овладел ею на полу. Но она прекрасно понимала, что никому на Синеглазова пожаловаться не может. Ведь она сама виновата в том, что произошло.

Рабочий день складывался как нельзя лучше. И единственным огорчением для Григория Синеглазова было то, что шеф отправлял его в Питер, где необходимо было досконально проверить все документы одной из фирм.

  42