Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
37 
Гаспарян, уже стоя одной ногой в машине, покровительственно похлопал по плечу охранника, что-то сказал шоферу и, обернувшись, отдал какое-то распоряжение директору казино. Тот согнулся в раболепном полупоклоне, но Ашот Васгенович на него уже не смотрел: с солидной неторопливостью погрузившись в кожаный салон "Мерседеса", он отбыл в неизвестном направлении.
Лысый коротышка, директор казино, еще какое-то время стоял в нелепой позе, с наклоненным вперед туловищем. Потом дурацкая льстивая улыбка медленно сползла с его лица, он так же медленно выпрямился и, не глядя по сторонам, скрылся в казино. Двигался он так, будто каждый шаг давался ему с трудом. Все еще стоявший посреди парковки вышибала в малиновом пиджаке проводил его полунасмешливым взглядом, а потом взял с тротуара две никелированные металлические стойки и установил их в наружных углах только что покинутого "Мерседесом" парковочного места. Между стойками вышибала протянул латунную цепочку, на которой болталась прямоугольная табличка с какой-то надписью.
Все это Глеб заметил краем глаза и мысленно отодвинул в сторонку, как не имеющее значения. Внимание его было сосредоточено на одной мелкой детали, которая вдруг показалась ему очень важной. Лениво потягивая кофе, спрятав глаза за линзами темных очков, он неотрывно смотрел на отражение решетки ливневой канализации, расположенной у самого бордюра, как раз в том месте, где минуту назад стоял серебристый "Мерседес" Гаспаряна.
Когда вышибала, выкурив напоследок еще одну сигаретку, скрылся наконец в вестибюле казино, Глеб расплатился с официанткой, отпустил искренний комплимент по поводу качества кофе, отодвинул плетеное кресло, встал и обернулся. Надпись на табличке оказалась именно такой, какую Глеб ожидал увидеть. "Служебная парковка", – гласила она.
Глава 5
Перед тем как проведать Стаканыча, Глеб заглянул на набережную. Обидчик старика, которого тот называл, кажется, Костей Завьяловым, стоял на своем обычном месте, возле складного стенда с аляповатыми, беспомощными картинами, и глядел на мир сквозь стекла огромных, как велосипедные колеса, солнцезащитных очков. Глеб даже удивился: где он такие откопал? Очки были древние, в широкой и угловатой пластмассовой оправе, имитирующей рог, с темно-зелеными, заметно поцарапанными стеклами. Увы, как ни были огромны эти очки, они очень плохо скрывали жуткий кровоподтек, заливавший переносицу и оба глаза свободного художника Кости Завьялова. Из-за того что одна половина лица сделалась заметно больше другой, разбойничья борода Завьялова торчала вкривь и вкось; двигался же он так, словно каждое движение причиняло ему боль.
Остановившись прямо напротив него, Глеб демонстративно огляделся. Место, на котором вчера торговал Стаканыч, сегодня пустовало, хотя вокруг художники и продавцы мелких сувениров стояли чуть ли не друг у друга на головах.
– Это хорошо, – сказал Завьялову Глеб, не дав себе труда поздороваться. – Вижу, голова на плечах у тебя имеется, хоть я в этом сомневался. Если так пойдет и дальше, доживешь до ста лет и умрешь от старости в своей постели. Только имей в виду, если Степан Степанович пожалуется мне – неважно, на что именно, хотя бы и на погоду, – сделаю то, что обещал. Вижу, лоб ты отмыл, но это поправимо. В крайнем случае, отведу тебя к мастеру, он сделает, чтобы не отмывалось.
И он кивнул на пеструю палатку татуировщика, откуда доносились приглушенные звуки рок-н-ролла, то и дело перебиваемые противным жужжанием, похожим на звук старой бормашины с ременным приводом.
Завьялов мрачно ухмыльнулся той половиной лица, которая у него еще двигалась.
– Ты не очень-то петушись, – проворчал он, трусливо поблескивая на Глеба зелеными стеклами. – У нас, чтоб ты знал, тоже крыша имеется, так что...
– Дырявая у тебя крыша, – перебил его Глеб. – Где они были вчера? Если на то пошло, где они сегодня? Вот он, я, один, без братвы и без оружия. Ну, и где они, почему не идут? А я тебе скажу почему. Твоих коллег не от меня надо защищать, а от тебя, дурак, вот твоя крыша и не чешется.
По тому, как вытянулось бородатое лицо Завьялова, а также по затаенным усмешкам его соседей, внимательно прислушивавшихся к разговору, Глеб понял, что попал в десятку. Завьялов либо не отважился просить защиты у своей крыши, либо попросил, но получил от ворот поворот: денег у него чужак не требовал, хозяйничать на чужой территории не пытался, а просто вступился за человека – может, за знакомого, а может, даже и за родственника. До личных неприятностей Кости Завьялова местным бандитам дела не было, и он это отлично знал, потому и постарался, чтобы место Стаканыча никто не занял.
37 
