ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Потому что ты моя

Неплохо. Только, как часто бывает, авторица "путается в показаниях": зачем-то ставит даты в своих сериях романов,... >>>>>

Я ищу тебя

Мне не понравилось Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... >>>>>

Романтика для циников

Легко читается и герои очень достойные... Но для меня немного приторно >>>>>

Нам не жить друг без друга

Перечитываю во второй раз эту серию!!!! Очень нравится!!!! >>>>>

Незнакомец в моих объятиях

Интересный роман, но ггероиня бесила до чрезвычайности!!! >>>>>




  60  

Стоп! А ведь интересная мысль наклевывается.

Газет, к сожалению, в России издавалось немного — «Санкт-Петербургские ведомости», выходившие два раза в неделю: по вторникам и пятницам, малотиражные частные газеты, несколько иностранных изданий, выпускаемых общинами. К примеру, «St. Petersburgische Zeitung» — те же «Ведомости», но на немецком языке.

Как и в двадцать первом веке материалы были разные — официальная хроника: «Императрица, находясь в добром здравии, соизволила нынче стрелять из окна нового зимнего дома и настреляла…», «желтая пресса»: «всем известный кавалер граф Д. похитил девицу В., без согласия ее родителей и нынче же ночью с ней тайком обвенчался».

Новости, светская хроника, отчеты, сплетни, объявления… и нет того, что я мог бы назвать художественной литературой. Неужели никто не додумался до печатания романов по частям с продолжением в следующем номере? Сегодня одна главка, обрывающаяся на интересном месте, через неделю другая. Нехитрый рецепт, тем более в случае, когда книги стоят довольно дорого и от беллетристики полки не ломятся. Эта формула неплохо работала в девятнадцатом веке. Дюма-отец сколотил нехилое состояние, публикуя сочинения таким макаром.

Первой мыслью было: «Накатаю-ка я что-то из классики, скажем из детективчика». Народ ведь любит загадочные истории. Вот и стану родоначальником жанра в России. Обворую, к примеру, Конан-Дойля с его Шерлоком Холмсом. Будет у меня не «Собака Баскервилей», а «Псина Петровых». Вместо Холмса выведу какого-нибудь субъекта, близкого и понятного петербуржцам. Фандорина, к примеру. Был заикой, станет картавым, на виолончели пускай играть научится. Но потом подумалось: «А зачем заниматься плагиатом? Неужели самому не родить что-то стоящее?»

И тогда в один прекрасный вечер я, не взирая на протесты сонного Карла, зажег свечу, налил чернильницу до краев, макнул перо и неровным почерком вывел на девственно чистом листе бумаги: «Проклятье! Карлик Джо так внезапно выскочил у меня перед носом, что я едва успел притормозить».

Гномы, эльфы, драки, смерти… любовь, как же без нее. Универсальный рецепт коктейля. И мистика, только чуть-чуть… золотое время ее пока не пришло. Немного юмора, легких шуточек, без грязи и пошлости. А центральный персонаж? Каким его сделать? Глупым и брутальным… Тонким и воздушным как безе… Или нормальным, среднестатистическим «своим парнем»… Что мне, как автору, ближе? Пусть будет внешне циничным, но обаяшкой внутри.

Я не ожидал, что текст пойдет так легко. Фразы рождались в голове стремительно, на лету. Я не успевал их схватывать, исписывал листок за листком, горя, словно в приступе лихорадки. Свеча таяла, оплавленный воск капал на подставку. Огонек неровно дрожал. Карл ворочался и недовольно бурчал.

— Ты чокнутый, Дитрих! — говорил он и отворачивался к стене.

Ночь пролетела незаметно. На столе лежала стопка исчирканных бумаг. Это был мой первый роман, вернее его первая часть. Чернила закончились, вместе с ними исчез и запал. Я был опустошен, обессилен и преисполнен томительного волнения.

Отпросившись у Дерюгина, пошел обивать пороги газет. Редакторы смотрели на меня с интересом, но никто не желал рисковать. Моя затея казалась им бредовой.

— Зачем нам это, молодой человек? Наши читатели — респектабельные люди, им не понравится.

— Не вижу здесь глубины мыслей. Где философия, стиль, мораль? А образ героя — кого он символизирует?

— Боюсь, нам не подходят ваши сочинения. Мой вам совет — отнесите их истопнику, пущай он разожжет ими печь. В топку, милостивый сударь, в топку!

Но вот, когда я полностью вымотался и едва не последовал совету последнего из редакторов, удача выглянула из-за туч, подобно солнцу.

Газета называлась «Петербург астральный», скромный тираж в полтысячи экземпляров. Я поначалу даже стеснялся туда обращаться, боясь, что меня сразу турнут.

Но, удивительно дело, издатель дал согласие — одну главу романа для пробы пустят в послезавтрашнем выпуске.

— А как будет подписываться: под собственным именем или инкогнито сохраните?

— Под псевдонимом, — решился я.

— Каким, позвольте узнать?

— Гусаров, Игорь Гусаров.

Я ушел из редакции с первым в жизни гонораром — он составил полтину. Если читателям понравится, мне будут платить столько за каждый выпуск.

Глава 20

Люблю весну. Если лето у меня ассоциируется со слишком быстротечной красотой, осень с тоской и увяданием, зима с монотонной бесконечностью, то весна — это время перемен. И не столь важно: к лучшему ли, к худшему — в конце концов, нет худа без добра и наоборот.

  60