– Ступайте, мой друг. Заодно прихватите подарок для его высочества. – Бирон протянул мне небольшой сверток. – Здесь пара офицерских перчаток нового образца для Бевернского кирасирского полка. Его сиятельство, граф Миних, просили передать их принцу. Думаю, подарок еще сильнее расположит к вам его высочество.
Густав был прав. Принц оказался идеальным полковником, о таком командире кирасиры могли только мечтать. Он бредил службой, вникал во все детали. Сейчас Антона Ульриха очень заботила новая форма Бевернского полка. Образец перчаток был весьма кстати.
Свита принца заняла несколько домов в деревушке. Саму августейшую особу поселили у старосты. Условия, конечно, не королевские, однако ночевать в чистой и протопленной избе куда предпочтительней, чем в холодной карете или в палатке. Тем более что зима долго не желала сдаваться: если днем согревало солнце, то по ночам подмораживало. На лужах появлялась корка льда, к обеду она таяла.
Избу принца охраняли два гренадера-преображенца. Бирон узнал от меня о недавней истории с застрявшей каретой и разбавил эскорт принца солдатами, способными выручить из любой беды.
Они без проблем пропустили меня к его высочеству. Очевидно, на мой счет имелись конкретные указания.
Я вошел в избу и поразился сюрреалистичности представшей картины. Немецкий принц лежал на деревянной лавке, свесив босые ноги, и слушал камердинера, читавшего вслух пухлый французский роман. Не каждый день увидишь такое. Обычно с особами королевской крови ассоциируется возведенная в абсолют роскошь, а тут по-нашему, по-простому: неструганая лавка, на ней босоногий парнишка в длинной рубахе. С потолка сыплются тараканы, за стеной хрюкают поросята, тяжело возится и вздыхает тучная корова. И пахнет отнюдь не фиалками.
Я доложился, с большим трудом скрывая улыбку.
Появление гостя обрадовало Антона Ульриха.
– Я начал думать, что вы обо мне забыли, барон.
– Служба, ваше высочество.
Чтеца отпустили, забегали лакеи. Раз – и тяжелая парчовая скатерть с золотыми блестками опустилась на стол. Два – и на ней появилась серебряная посуда: судки, кастрюльки, тарелки, бокалы, вилки, ложки. Три – лакеи расставили складные стульчики, застыли за ними каменными истуканами.
– Все готово, ваше высочество.
Принц взялся пальчиками за дольку засахаренного лимона, предложил мне присоединиться.
– Прошу вас на время забыть об условностях. Представьте себе походный ужин двух товарищей, которые, возможно, завтра будут сражаться спина к спине.
Ломаться я не стал и, хоть и с ощущением неловкости, плюхнулся на раскладной стульчик. Голландские умельцы ремесло знали, хрупкое на вид сооружение меня выдержало. Потом вспомнил, что забыл о подарке, привстал и вручил его принцу. Антону Ульриху перчатки понравились. Принц надел их, покрутил перед глазами и нашел подобающими.
Ужин лишь назывался походным, на самом деле повара приготовили массу разносолов, которые вполне могли удовлетворить даже взыскательного гурмана.
Хлопнула дверь, в горницу вошел посиневший Геймбург:
– На улице холод собачий!
– Наконец-то я тебя дождался, Геймбург, – обрадовался принц. – Садись с нами, да побыстрее. Предупреждаю, если не поторопишься, будешь довольствоваться остатками ужина.
– Всенепременно, ваше высочество. Вот только согреюсь. Боюсь, у меня пока зуб на зуб не попадает. Скорей бы лето!
Адъютант принца присел возле печки, вытянул озябшие руки к пылающим дровам.
– Выпей вина, дружище. Враз потеплеет, – взглянул на него принц.
Геймбург лихо выдул бокал вина, повеселев, заметил:
– Ваше высочество, прошу заранее простить мне плохие манеры. Я ужасно проголодался, готов в один присест слопать целого быка.
– Фриц приготовил замечательные колбаски. Они смогут заменить тебе быка, о котором шла речь?
– Если только будут в очень большом количестве. И я не шучу.
Ужин стремительно исчезал в трех молодых и прожорливых желудках. Символическим завершением пирушки стала раскупоренная бутыль венгерского.
– День прожит не зря, – заявил Геймбург. – В походной жизни есть свои приятные стороны.
– Намекаешь на твой резко возросший аппетит, подполковник? – пошутил принц. – В Петербурге ты обычно клевал еду понемногу, как птичка. Иногда мне казалось, будто ты питаешься одним святым духом.
Геймбург отложил ложку: