Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
— Что? Какой конверт?
— Обычный, как и тот, в котором пришло первое продолжение шедевра.
— Да ни хрена! — Михин даже треснул кулаком по столу. — Я к тебе, Леонидов, не приду больше, ты эгоист себялюбивый, ты давишь мои версии на корню!
— Придешь, куда денешься. По моим расчетам, это будет в пятницу.
Михин вскочил.
— Ты куда? — спросил Алексей.
— Домой.
— Да знаешь, сколько сейчас времени? Оставайся, в доме есть спальные места.
— Меня здесь не понимают. Электрички и после полуночи ходят, а мне с утра на работу. Мы не баре и не коммерческие директора, потолкаемся в народе…
И Михин потопал в прихожую. Ничего не оставалось, как открыть гостю дверь. «Обиделся, — подумал Алексей. — Не надо было пить столько пива».
— До встречи, Михин Игорь Павлович! — крикнул он вслед уполномоченному, который пошел по лестнице, не дожидаясь лифта.
Леонидов отправился в кухню. Он почувствовал зверский голод. Дверцу холодильника открыл машинально и уставился в его прохладное нутро с подозрением. На полках лежали засохшие куски. Один из кусков оказался сыром, другой — полукопченой колбасой, засохшей до того состояния, когда она уменьшается в два с половиной раза. Была еще какая-то кастрюля, он вынул ее из холодильника и задумался.
«Стой. Я ничего в ней готовить не мог, значит, осталось еще от Александры. Не надо открывать, ничего хорошего там уже быть не может — время свое дело сделало. А с другой стороны… Попадет. Приедет жена, мне попадет. Надо открывать».
Он вздохнул и снял крышку. Под слоем плесени сантиметров в пять ничего видно не было. Что это была за еда? Суп или второе? Определить уже невозможно. Зато плесень была великолепна! Леонидов залюбовался шедевром, созданным его же безалаберностью. Плесень была хороша: серо-зеленые слои густели, плавно переходя один в другой, так, что в самом центре образовалось красивое бирюзовое пятно.
«Красиво как! Ах, ты, моя плесенюшка! — умилился нетрезвый Леонидов. — Жалко губить, такая красота! Может, поставить ее обратно в холодильник и подождать? Она вырастет, расплодится во всю кастрюлю, будет меня любить, узнавать, потом в один прекрасный день я научу ее говорить слово «папа» и буду показывать за деньги. Эх, классно! Аттракцион "Говорящая плесень". И всю оставшуюся жизнь не надо работать ни в каком «Алексере». Но разве жена оценит? Попадет. В лучшем случае заставит отмывать эту кастрюлю и заодно еще парочку других, а в худшем…»
Он зажмурился, представив себе, что будет в худшем и так, с закрытыми глазами, залил плесень горячей водой из-под крана. Лицо у него при этом было такое, будто под водой гибнет заветная мечта и будущее благосостояние. Когда Алексей глаза все-таки открыл, плесень оторвалась от почвы, что ее породила, и плавала сверху, словно остров погибших кораблей, набухая и стремясь ко дну. Леонидов вздохнул, снова закрыл кастрюлю крышкой и поставил поближе к раковине, чтобы в следующий прилив энтузиазма отмыть-таки сосуд и не получить нагоняй. Спать он отправился на голодный желудок, решив, что такой сон для человека гораздо полезнее.
2
Михин не позвонил ни на следующий день, ни в пятницу. Алексей решил, что ошибся. Не было письма. А раз так, надо выбросить из головы загадочную смерть писателя и обратиться к проблемам насущным. В пятницу вечером он уехал на дачу, к жене и ребенку. Как и положено примерному отцу.
Июньская ночь была великолепна. Спать не хотелось. С утра начнутся выходные, а приятный момент лучше оттягивать, чем торопить. Тогда гораздо позже наступит неприятный — конец выходных. Леонидов вышел в сад полюбоваться на звезды. Звезды тоже были великолепны. Жена была полностью с этим согласна, потому что стояла рядом и прижималась к его плечу. «Быть может, великолепен я, а не звезды?» — подумал тщеславный Леонидов. И тут…
Тут он заметил в окнах соседнего дома свет. Меж густых ветвей старых вишен в ночи мерцал огонек.
— Саша, а кто там? — спросил он. — На даче у Клишина?
— Никак не успокоишься?
— Соседи же! Все равно общаться! Вдруг там снова объявился молодой да интересный?. А я тебя одну оставляю на целую неделю.
— Да? Хочешь сказать, будто это только ревность?
— Клянусь! — Алексей по-детски скрестил в кармане пальцы. Не считается. Ложь была такой крохотной, что вполне могла разместиться между носовым платком и ногтем указательного перста.
50 
