— Ань, срочно подними мне сзади майку — есть там что-нибудь?
— Есть, есть! Маленькое пятнышко как раз посредине лопатки.
— Левой?
— Левой!
— Ура! Бабушка меня помнит!
— Конечно, Юленька, я тебя помню и люблю. Я за тебя молюсь каждый день, а молитвенная память у людей самая крепкая.
— Ясное дело: если каждый день твердить Богу про какого-нибудь человека, так и не захочешь, а запомнишь его… Бабушка! А вот если вы… если ты взаправду меня любишь, то обещай не сердиться за один мой страшный-страшный грех.
— Какой еще такой «страшный-страшный грех»? Что ты там выдумываешь?
— Бабушка, я Аньке косу отрезала!
Аннушка сделала страшные глаза и отчаянно замотала головой.
— Юленька, нехорошо сестру Анькой звать… Погоди, как это косу отрезала? Это еще зачем? Кто разрешил?
— Так уж получилось. Понимаешь, бабушка, у меня-то волосы короткие, а тут приезжает моя сестра с длиннющей косой! Представляешь, какой ужас?
— Не понимаю, какой ужас! Такая прекрасная была коса…
— Ну как же ты не понимаешь, бабушка? Мы ведь оказались неодинаковые: лицо одно, а прически разные. А тут еще папа пообещал меня выдрать как егорову козу.
— Сидорову, наверно?
— Точно, Сидорову!
— А почему это папа собирался тебя выдрать? За дело поди?
— За дело, бабушка, за дело, — успокоила ее Юлька. — Вот тогда мы и решили стать совсем одинаковыми, чтобы папа не мог угадать, кого драть надо. Он запутался и на всякий случай простил обеих. Прости и ты, бабушка, а то ведь я завтра в первый раз на исповедь иду, так пусть у меня хоть на один грех будет меньше, ладно?
— Ладно, проказница, придется тебя простить. Но епитимью наложу на обеих: теперь вы обе забываете, где там у вас ножницы лежат, и обе отращиваете косы. Договорились?
— Договорились, бабушка! — дуэтом закричали девочки.
— Юленька, так ты завтра причащаешься?
— Да, только не завтра, а послезавтра. Так отец Георгий решил.
— Правильно решил, ведь у тебя послезавтра именины.
— Ой, бабушка, ты даже мои именины помнишь!
— Конечно, помню. Ну все, девочки, хватит нам тратить свое время и папины деньги.
— Бабушка, я тебя очень, очень люблю!
— Я тоже очень люблю тебя, Юленька. Нет, ты все-таки ни капельки не изменилась! А теперь дай-ка мне на минутку Аннушку.
— Подожди, подожди, бабушка! Я тебе еще покаяться хочу.
— Ну, покайся.
— Знаешь, бабушка, Аннушка меня все время воспитывает, воспитывает — прямо святую из меня хочет сделать!
— Ну, это у нее определенно не получится, не беспокойся. Это и есть твое покаяние?
— Да! А теперь даю тебе Аннушку! Аннушка взяла трубку.
— Бабушка, это я.
— Аннушка, ты там не переусердствуй, воспитывая Юлю в христианском духе. Не жми на нее очень-то: душа человеческая — дело тонкое.
— Ой, класс! — пискнула Юлька в полном упоении.
— Да нет, бабушка, Юля у нас умная и очень хорошая. Она сама все понимает, когда успевает подумать, — сказала Аннушка, улыбаясь сестре.
— Как же мне на нее хоть одним глазком глянуть хочется… Может быть, когда папа повезет тебя обратно в Псков, он захватит с собой и Юленьку?
Юлька завизжала от восторга.
— Хорошо, бабушка, мы попросим папу взять Юлю в Псков. Слышишь, как она радуется?
— Слышу, слышу. Ну, храни вас Бог, внученьки мои дорогие. Папе поклон от меня передайте.
— Передадим. Храни тебя Господь, бабушка! — сказала Аннушка.
— И твой Ангел Хранитель! — крикнула Юлька в трубку сбоку.
Когда зазвучали короткие сигналы и трубка была положена на место, сестры, не сговариваясь, взлетели на кровать и, взявшись за руки, принялись прыгать, распевая:
— Мы поедем вместе в Псков! Мы поедем вместе в Псков!
Ангелы радовались, глядя на них.
И никто из них не подозревал, что подлый Прыгун, сидя на своем обычном месте на карнизе, весь их разговор с бабушкой подслушал, запомнил и помчался докладывать Михрютке. Ну, а тот, выслушав Прыгуна, тут же побежал с доносом к Жанне и Жану.
— Юльку в Псков пускать нельзя, ее там окончательно испортят, в церковницу превратят, — решила Жанна. — После Пскова она еще и в Келпи не захочет ехать.
— Не пустим Юльку в Псков, — согласился Жан. — А вот от Анны надо бы поскорей избавиться — слишком уж от нее светло в Доме. У тебя на этот счет нет никаких идей, хозяюшка?
— Нет. Нам остается только терпение и смирение…
— Жанна, что ты несешь!