— Ох! — покачала головой баронесса.
— А главное — очень занятый и увлеченный своей работой.
— Ну, разве что это…
— Скажи, Альбина, а Птичкин издатель в самом деле делал ей предложение руки и сердца или это только ее фантазии?
— Да кто ж ее разберет! А он что, женат?
— Понимаешь, у меня есть предположения, что он не только женат, но уже успел убить свою жену. И жена его — та самая наша «русалка из бассейна»!
— Вот те раз! Выходит, судьба хранила нашу глупую Птицу?
— Ну и мы с тобой тоже.
— Уж как старались! Только ты лучше пока ей ничего не говори, Лиза, пока хватит с нее и этих переживаний. Иначе она ночью прилетит к нам из своего «скворечника» за утешением и придется полночи отпаивать ее корвалолом и объяснять прямо при Генрихе, что все мужчины подлецы и негодяи. И не будет нам спасения от нее, пока она не изольет свое горе в новой книге.
— Опять сделав ее героем своего сбежавшего жениха!
— Это уж как водится. Обычно каждого поклонника хватает на две-три книги, а потом она успокаивается. На время.
— Способ не хуже любого другого, да еще и гонорары приносит.
— Да. И это единственная польза от ее мужиков, а то бы они ее совсем разорили. Ну, а что нового в расследовании?
Пока баронесса жарила цветную капусту в сухарях, Апраксина готовила салат и рассказывала последние новости. Баронесса внимательно слушала, задавая по ходу вопросы. И вот ужин был готов, а рассказ окончен.
— Ну что, можно нести подносы. Значит, договорились: за ужином об ее издателе — ни слова! Это чудо, что она отвлеклась на инспектора, и не надо ее сбивать, раз уж ты говоришь, что он не хищник.
— Абсолютно травояден! Хорошо, договорились, о деле ни слова.
Но за ужином условие было нарушено и отнюдь не по вине Апраксиной. Поскольку Марго окружила инспектора Миллера непроницаемой для других стеной своего внимания, именно он и спросил ее, удалось ли ей увидеть лицо «русалки из бассейна».
— Нет, я испугалась и больше близко к ней не подходила. Я жутко боюсь мертвых! — простодушно ответила Марго.
— А хотите взглянуть на ее фотографию?
— На мертвую фотографию? Нет! Ни в коем случае! — замахала руками Марго.
— Да вы не бойтесь: у графини есть ее вполне «живые» фотографии. Неужели вам не любопытно взглянуть?
— Ладно, я посмотрю, пожалуй… — Однако было заметно, что Марго соглашается единственно из симпатии к инспектору.
Апраксина достала из сумки и протянула ей три фотографии Татьяны Беляевой: Таня в профиль, Таня в фас и Таня на пляже.
— Это «русалка»?! Елизавета Николаевна, а вы не шутите?…
Апраксина чуть-чуть смутилась, ничего не ответила, но вопрос Марго тут же превратился в риторический, потому что она продолжила:
— Я ведь ее знаю… Это наборщица Наташа из бывшего нашего издательства. Так это она утонула, бедная? — И Марго залилась слезами, глядя на фотографии. Апраксина протянула руку и осторожно их у нее отобрала, чтобы чужие снимки не промокли и не попортились. А барон и баронесса с двух сторон кинулись успокаивать Птичку.
Ужин пришлось прервать.
— Графиня, я восхищен! — тихонько сказал инспектор Апраксиной.
— Простить себе не могу! — сердито ответила графиня.
Наконец Марго кое-как успокоили, заставили выпить сначала рюмку корвалола, затем бокал вина и даже уговорили взять вилку и снова приняться за ужин. Птичка, вздыхая, начала что-то клевать с тарелки.
— Ешь как следует и не вздумай устроить нам ночью концерт! — предупредила ее Альбина.
— Никаких концертов, не беспокойся! — сказала Марго. — Мне никогда не нравилась эта Наташа. Я вообще боюсь этих выходцев из новой России: у них такой сильный хватательный рефлекс! Особенно у провинциалок.
— Ну что ты, Марго! Наталья Беляева отнюдь не провинциалка, она москвичка, — возразила Апраксина. — И хотя Москва это, конечно, не Петербург, но ведь и не Мюнхен же!
Альбина громко фыркнула: она всегда иронически относилась к врожденному петербургскому снобизму и патриотизму Апраксиной.
— А что тебе не нравилось в поведении Натальи, Птичка? — осторожно спросила графиня.
— Мне не нравилось, как она смотрела на меня и на Хорста, когда я заходила к нему в издательство. По-моему, она его ко мне ревновала! Это было очень глупо с ее стороны. Но все равно ее очень жаль…
— Птичка, а как фамилия твоего Хорста? — спросила Апраксина.