— И об этом я тоже знаю.
— Ты прослушиваешь мою квартиру?
— Да. В целях твоей и моей безопасности. Загляни под столик, на котором стоит букет.
Лиля посмотрела под столик, прижимая к уху трубку, и увидела небольшой микрофон, приклеенный скотчем.
— Видишь, я информирован, даже знаю цену, на которой ты согласна остановиться.
— Это я так, чтобы отвязаться от него. Я видела, он ведь не намерен соглашаться, должна же я была его сплавить?
— Вот что, дорогая, я подумал и решил согласиться на двести тысяч. Идет?
Лиля тяжело задышала, ее сердце забилось, но не в предвкушении денег, а от холодного липкого страха. Галкин, как всегда, сумел удержать ситуацию в руках и выйти из нее победителем. Получалось, что уже не она шантажирует его и назначает цену, а он сам предлагает деньги, чтобы только от нее избавиться.
— Ты думаешь, меня волнует, что ты слишком часто трахаешься с моим сыном…
— Он меня заставляет.
— Я и это знаю. Знаю, где, когда, сколько. Я знаю все, даже знаю, сколько он тебе платил. И что самое скверное, Лиля, платил он тебе моими деньгами. И я еще платил тебе.
— Но вас же это устраивало!
— И тебя, и его? До поры до времени устраивало. Я думал, что ты за ним присматривать будешь, удерживать, от всяких глупостей. Но, видимо, я ошибся, придется нам с тобой расстаться. Приезжай ко мне через час, получишь свои деньги и проваливай к чертовой матери. Пользы от тебя никакой. Кстати, можешь и «жучок» уничтожить. Прослушивать тебя уже нет смысла, больше ты мне не интересна, — в трубке раздались гудки.
— Чтоб ты сдох! — произнесла Лиля, швыряя трубку на кресло.
На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.
«Ладно, — залезая под душ, думала Лиля, — придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь».
Потом Лиле было страшно. Она чувствовала, что Борис Аркадьевич приготовил ей не только этот сюрприз, наверняка, приберег еще какую-нибудь гадость напоследок. Ей казалось, что даже деньги, которые она получит, будут смердеть, как грязные мужские носки.
Она привела себя в полный порядок, словно собиралась выйти на подиум или появиться перед фотокамерами.
«Прощальные гастроли, — глядя на свое отражение, думала Лиля. — Что ж, буду неотразима. Пусть облизывается, мерзавец! Но теперь уж все, его рука не прикоснется ко мне. Я их всех ненавижу, они мне все противны. Получу деньги и воспользуюсь советом Иллариона, может быть, куда-нибудь уеду. Хотя этих денег надолго не хватит».
Ее «ауди» стояла во дворе, еще не успевшая просохнуть от утренней росы. Она забралась в салон, вырулила со двора. Городской пейзаж расплывался, как во время дождя — она не могла сдержать слезы. Такая жалость к самой себе нападала на нее крайне редко, и чем ближе она подъезжала к дому Галкина, тем сильнее становилась жалость.
Встречали ее как обычно. Охранник у двери подъезда молча открыл дверь, охранник за письменным столом возле лифта поднялся, увидев ее. Но Лиле казалось, они все уже знают о том, что она здесь в последний раз, все знают о том унижении, которое ей предстоит испытать.
Ей представлялось, что охранники, глядя ей в спину, строят ей рожи и нагло ухмыляются, показывая друг другу непристойные жесты. Створки лифта сошлись, и Лиле вдруг показалось, что створки никогда больше не откроются.
Но вновь возник охранник с приветливой улыбкой на звероподобном лице. Все переживания Лили никак не отражались в ее внешности, она по-прежнему держалась с достоинством, шла как по подиуму.
Начальник охраны Антон встретил Лилю в квартире с мрачным лицом. Лиля хотела пройти к кабинету, но начальник охраны остановил ее:
— Борис Аркадьевич просил вас подождать. Можете выпить минералки, сока, в голосе Антона было столько холода, что Лиле показалось, минералка сейчас превратится в лед.
Она села, забросила ногу за ногу и закурила первую сигарету за эту ночь и за этот день. Антон хоть и посмотрел на сигарету в ее руках неодобрительно, но делать замечание не стал.
«Черт его знает, как у них там дальше сложится с Галкиным, может, останется еще в фаворе?»
Лиля растягивала сигарету, как могла, но всему есть свой предел. Огонек подобрался к самому фильтру, тронув тонкую золотую полоску, окурок упал в массивную хрустальную пепельницу.