– Ну пойдем же ко мне, что мы стоим, как придурки, на лестничной площадке! Пошли, пошли, – и Подберезский хотел уже схватить комбата, взвалить к себе на плечи и потащить наверх.
Но тот заупрямился:
– А ты здоров, черт!
– Да, комбат, приходится быть здоровым, хотя я уже не тот, что был раньше.
Комбат похлопал по плечу своего бывшего сержанта, и они, обнявшись за плечи, тяжело двинулись наверх, сопя и ухмыляясь, как два больших медведя.
– А кто у тебя дома?
– У меня никого.
– Я помню, у тебя была жена.
– Комбат, была да сплыла, – как-то небрежно махнул рукой Подберезский, но его лицо вмиг сделалось серьезным. – Какая радость!
Вот не ожидал! Совсем не ожидал, думал, кто это может звонить? Правда, когда голос услышал, мне, комбат, почему-то захотелось вытянуться по стойке «смирно». Признаюсь, я сразу и не понял, это ты или нет, но что-то в голосе почудилось железное и строгое.
Комбат самодовольно крякнул.
– А знаешь, Андрюха, я уже не военный, я уже штатским стал.
– Как!? Не может быть! – не поверил услышанному Андрей Подберезский. – Борис Иванович, да вы что? Что вы несете? – тут же Подберезский перешел на «вы».
А комбат покачал головой:
– Да-да, я уволился. Написал рапорт и уволился из армии.
– Не может быть! Опять разыгрываете?
– Нет, Андрюха, не до шуток. Не разыгрываю.
– А почему? Опять с начальством напряги?
– И с начальством тоже.
– Так все-таки, почему, Борис Иванович?
Товарищ майор, что случилось?
– Отказался в Чечню ехать, не захотел в своих стрелять. Ты же помнишь сколько чеченцев, осетин и грузин служило у нас в батальоне? А какие парни были! Так что я, комбат, должен идти и в них стрелять? А ведь они в свое время меня от пуль своими телами закрывали, с поля боя выносили. Помнишь?
– Помню, помню…
– Будь она неладна, война эта долбаная!
Придумали ее придурки, и приходится в своих стрелять. Посылают туда неизвестно кого и неизвестно кто, и неизвестно зачем. В голове не укладывается.
– Да ладно, комбат, что мы все про грустное. Пошли выпьем.
Комбат стащил с плеч кожаную куртку и огляделся по сторонам.
– А ты неплохо живешь, Андрюха.
– Раньше, комбат, жил неплохо, пока жена и дочь были со мной.
– А что случилось?
– Долго рассказывать, пойдем выпьем, потом и об этом поговорим.
Мужчины двинулись на кухню, но Андрей Подберезский, оглядевшись, передумал.
– Комбат, нет, с тобой на кухне я пить не стану. Пойдем в большую комнату, садись на мой кожаный диван за пять штук, кури. Сейчас я все приготовлю.
– А у тебя чисто, – заметил Рублев, оглядываясь по сторонам.
– Это благодаря тебе, комбат. Ты же приучил нас к чистоте. Я как из армии пришел, долго всех приучал к чистоте. И приучил!
– Главное, что сам не отвык.
– Привычка – вторая натура.
– Хорошая привычка. Надеюсь, развелся с женой не из-за этого?
– А я с ней и совсем не разводился. Она просто от меня ушла.
– Почему?
Мужчины разговаривали. Андрей Подберезский сновал то на кухню, то возвращался в большую комнату, которая считалась у него гостиной. И на длинном журнальном столе, как бы присевшем на гнутых ножках, появлялись всевозможные закуски, бутылки, стол наполнялся.
Комбат смотрел на эти манипуляции с нескрываемым удивлением.
«Для двух мужиков и бутылки водки – это слишком много и суетливо».
– Ну вот, вроде бы и все, – как заключительный аккорд, на столе появился огромный арбуз, только что из холодильника, на сверкающем блюде. – Теперь можем сесть, выпить, обо всем поговорить спокойно.
– Ну что ж, давай, Андрюша.
– Комбат, ты молодец! – как-то с ребячливым удивлением воскликнул Андрей Подберезский, глядя на комбата, сидящего напротив него на мягком кожаном диване.
– Ладно тебе, – попробовал немного урезонить своего бывшего сержанта командир десантно-штурмового батальона.
– Я рад. Ты, комбат, даже не представляешь, как я рад! Всем, кого знаю, я всегда говорил, наш комбат – это мужик, настоящий мужик. И не надо, говорил, мне вешать на уши лапшу о том, что в армии все подлецы и идиоты. Я всегда говорил, что наш комбат…
– Андрей!
– Что, я уже не могу порадоваться встрече, а Борис Иванович?
– Андрюха, называй меня просто Борис.
– Не могу, извини, комбат, лучше я тебя буду называть Батяня, как тебя называли все наши.
Комбат смутился.
– Но, за глаза же называли.