44 
– Мы же выпили, за руль я не сяду.
– Такси возьмем. Вызывай такси!
Андрею Подберезскому ничего не оставалось делать, как только выполнить приказание комбата. Он и сам не заметил, как поневоле, по капле, начал действовать совсем по-другому, чем еще за день до их встречи. Он подтянулся, расправил плечи, бросал по сторонам решительные взгляды. Рядом с комбатом он чувствовал себя так же, как давно, на той далекой, на афганской, когда все решали секунды, даже десятые доли секунды. Тем более, рядом с ним был такой человек, с которым бояться не следовало ничего.
И Андрей это чувствовал, комбат не подведет, если уж он берется за дело, то доведет его до конца. А в том, что комбат стоит десятка бойцов, Андрей Подберезский не сомневался.
– Не передумал? – с ухмылкой сказал комбат и посмотрел на уже одетого Андрея Подберезского.
Тот вместо ответа хмыкнул.
– Вижу, не изменился ты, стержень внутри остался, он и держит.
– Взять ствол, комбат?
– Какой?
– Есть у меня пистолет…
Комбат на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой.
– Не надо. Думаю, обойдемся. Я просто хочу на них посмотреть и хочу им сказать, чтобы они не лезли к тебе. Думаю, меня они послушают.
– Рисково…
– Надо, Андрюха, надо. А не то еще один год пройдет, и ты уже себя уважать перестанешь. Понял?
– Как не понять.
Глава 9
Никогда еще до этого Андрей Рублев не выкуривал сигарету так быстро. Он скурил ее, наверное, за три затяжки, так что когда первый пепел с ее кончика упал на земляной пол, от фильтра отходил длинный, сантиметра на четыре, острый пик тлеющего табака. Затем Андрей быстро поднялся, подошел к окну и прижавшись щекой к стеклу, принялся вглядываться в ночной пейзаж.
– Ты чего? – забеспокоился Чесноков, опасаясь, уж не спятил ли Рублев.
– Ты знаешь, мне кажется, никто нас сейчас не охраняет.
– Да не может такого быть!
– Может.
– Не может! Ведь мы с тобой как-никак четыре миллиона баксов стоим. Ты представляешь себе какие это деньги и что за них могут сделать!
– Кому?
– Друг другу головы поотрывают.
– Но сперва открутят нам.
– Это уж точно.
– Сам-то я в руках такую сумму не держал, но представить могу, как-никак в банке работаем.
– Не может быть, чтобы не охраняли.
– Посмотри сам.
Заинтересовавшись открытием Рублева, Чесноков подошел ко второму окну и тоже распластал свой нос на пыльном стекле. Из темного помещения было видно многое: заросли шиповника, барбариса, выложенные камнем дорожки, ворота гаража и угол дома. Единственное, чего нельзя было увидеть отсюда, так это двери, ведущей в сарай, в котором они сидели.
– А может, у них там лавочка у самой стены? Сидит там себе охранник с автоматом и сигарету покуривает, – предположил Чесноков.
– Хрен тебе, не было там никакой лавочки.
Когда шли – заприметил.
– А что, охранник не может сидеть на каком-нибудь ведре?
– Погоди, – Рублев приложил палец к губам, и приятели затихли.
Они до боли в ушах вслушивались в ночную тишину, пытаясь разобрать дыхание охранника возле самой двери. Но тишину не нарушало ничего, кроме далеких звуков. Где-то проехал поезд, раздался глухой свисток локомотива, напомнив о том, что не только пленники и их похитители существуют на этом свете.
«Жизнь не остановилась, она идет. Да, – подумал Рублев, – и будет идти после того, как они нас закопают в этом пропахшем плесенью сарае».
– Эй, Чесноков, – позвал он, – давай договоримся, никто из нас не скажет, когда придут деньги.
– Или… – сказал Александр.
– Или скажем им об этом вместе.
– Глупо, – пробормотал Чесноков.
– Что глупо? Первое или второе?
– И первое, и второе, – злая улыбка обнажила великолепные искусственные зубы.
– Это потому, что мы в глупом положении.
– А по-моему, все-таки, – продолжал задумчиво говорить Александр, – лучше всего молчать. Чем дольше мы молчим, тем дольше живем.
– Можно и живому человеку вырывать ногти, защемлять член в дверь, засовывать в задницу горячий паяльник, утюг на живот ставить… Да мало ли еще чего они новенького придумают!
Чесноков часто-часто заморгал, а затем уже совсем мрачно произнес:
– Не по себе мне делается, Андрей, когда такое от тебя слышу.
– Сам, небось думаешь.
– Это уж непременно.
– А мне думаешь лучше?
– Помнишь, как мы смеялись, когда управляющий рассказывал, какую пытку ему жена придумала?
44 
