Особенно,... 
27 
– Шелехвосточка пошла.
– А мы ее султанчиком, господа!
– L'as de carreau.[11]
– Ха-ха, бито!
Варя подошла к Эрасту Петровичу, спросила:
– А что это он вас Эразмом называет?
– Так уж п-повелось, – уклонился от ответа скрытный Фандорин.
– Эхе-хе, – шумно вздохнул Соболев. – Криденер, поди, к Плевне подходит, а я все сижу, как фоска в сносе.
Перепелкин торчал рядом со своим кумиром, делая вид, что тоже заинтересован игрой.
Сердитый Маклафлин, сиротливо стоя с шахматной доской под мышкой, пробурчал что-то по-английски и сам себя перевел на русский:
– Был пресс-клаб, а стал какой-то прытон.
– Эй, человечек, шустовский есть? Неси! – крикнул гусар, обернувшись к буфетчику. – Веселиться так веселиться.
Вечер и вправду складывался весело.
Зато назавтра пресс-клуб было не узнать: русские сидели мрачные и подавленные, корреспонденты же были взвинченны, переговаривались вполголоса, и время от времени то один, то другой, узнав новые подробности, бежал на телеграфный пункт – произошла большущая сенсация.
Еще в обед по лагерю поползли какие-то нехорошие слухи, а в шестом часу, когда Варя и Фандорин шли со стрельбища (титулярный советник учил помощницу обращаться с револьвером системы «кольт»), им встретился хмуро-возбужденный Соболев.
– Хорошенькое дело, – сказал он, нервно потирая руки. – Слыхали?
– Плевна? – обреченно спросил Фандорин.
– Полный разгром. Генерал Шильдер-Шульднер шел напролом, без разведки, хотел опередить Осман-пашу. Наших было семь тысяч, турок – много больше. Колонны атаковали в лоб и угодили под перекрестный огонь. Убит командир Архангелогородского полка Розенбом, смертельно ранен командир Костромского полка Клейнгауз, генерал-майора Кнорринга принесли на носилках. Треть наших полегла. Прямо мясорубка. Вот вам и три табора. И турки какие-то другие, не те, что раньше. Дрались как черти.
– Что д'Эвре? – быстро спросил Эраст Петрович.
– А ничего. Весь зеленый, лепечет оправдания. Казанзаки его, допрашивать увел… Ну, теперь начнется. Может, наконец и мне назначение дадут. Перепелкин намекал, что есть шанс. – И генерал пружинистой походкой зашагал в сторону штаба.
До вечера Варя пробыла в госпитале, помогала стерилизовать хирургические инструменты. Раненых навезли столько, что пришлось поставить еще две временные палатки. Сестры сбивались с ног. Пахло кровью и страданием, раненые кричали и молились.
Лишь к ночи удалось выбраться в корреспондентский шатер, где, как уже было сказано, атмосфера разительно отличалась от вчерашней.
Жизнь кипела лишь за карточным столом, где вторые сутки не прекращаясь шла игра. Бледный Зуров, дымя сигарой, быстро сдавал карты. Он ничего не ел, зато не переставая пил и при этом нисколько не пьянел. Возле его локтя выросла гора банкнот, золотых монет и долговых расписок. Напротив, ероша волосы, сидел обезумевший полковник Лукан. Рядом спал какой-то офицер, его светло-русая голова лежала на скрещенных руках. Поблизости жирным мотыльком порхал буфетчик, ловя на лету пожелания везучего гусара.
Фандорина в клубе не было, д'Эвре тоже, Маклафлин играл в шахматы, а Соболев, окруженный офицерами, колдовал над трехверсткой и на Варю даже не взглянул.
Уже жалея, что пришла, она сказала:
– Граф, вам не стыдно? Столько людей погибло.
– Но мы-то еще живы, мадемуазель, – рассеянно откликнулся Зуров, постукивая по колоде. – Что ж хоронить себя раньше времени? Ой блефуешь, Лука. Поднимаю на две.
Лукан рванул с пальца бриллиантовый перстень:
– Вскрываю. – И дрожащей рукой медленно-медленно потянулся к картам Зурова, небрежно лежавшим на столе рубашкой кверху.
В этот миг Варя увидела, как в шатер бесшумно вплывает подполковник Казанзаки, ужасно похожий на черного ворона, унюхавшего сладкий трупный запах. Она вспомнила, чем закончилось предыдущее появление жандарма, и передернулась.
– Господин Кэзанзаки, где д'Эвре? – обернулся к вошедшему Маклафлин.
Подполковник многозначительно помолчал, выждав, чтобы в клубе стало тихо. Ответил коротко:
– У меня. Пишет объяснение. – Откашлялся, зловеще добавил. – А там будем решать.
Повисшую паузу нарушил развязный басок Зурова:
– Это и есть знаменитый жандарм Козинаки? Приветствую вас, господин битая морда. – И, блестя наглыми глазами, выжидательно посмотрел на залившегося краской подполковника.
– И я про вас наслышан, господин бретер, – неторопливо произнес Казанзаки, тоже глядя на гусара в упор. – Личность известная. Извольте-ка прикусить язык, не то кликну часового да отправлю вас на гауптвахту за азартные игры в лагере. А банк арестую.
27 
