Особенно,... 
76 
Турок появился на пороге в тот самый момент, когда Глеб проглотил последнюю каплю бурбона. Рашид остановился в дверях, оглядываясь по сторонам, и Глеб помахал ему издалека. Тренер кивнул и начал пробираться через тесноватый полутемный зальчик, стараясь не задевать спины сидевших за столиками людей. Это оказалось непросто, поскольку туристы из Франции расположились на своих стульях весьма привольно. Рашиду приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не спотыкаться о пестрые рюкзаки и вытянутые во всю длину конечности. Он продвигался вперед осторожно, как океанский сухогруз, пробирающийся в безопасную гавань через утыканный рифами извилистый пролив, и продвижение это сопровождалось многочисленными и не слишком лестными для него замечаниями, отпускаемыми на французском языке, которого Рашид, к счастью, не знал.
Слушая эти замечания, становившиеся все более нелицеприятными, по мере того как турок продвигался вперед, Глеб вынул из бумажника и положил под свой пустой стакан фунтовую купюру. Он начал чувствовать, что добром это не кончится, и верно: один из молодых людей, лохматый долговязый тип с редкой кучерявой бородкой, делая вид, что увлечен беседой с приятелем, очень ловко и почти незаметно выставил в проход ногу, о которую Рашид тут же споткнулся. В попытке сохранить равновесие турок ухватился за первое, что подвернулось под руку. Этим предметом оказалось плечо долговязого шутника, который от толчка пролил себе на грудь пиво и, разумеется, немедленно озверел. Он вскочил, с грохотом отшвырнув стул, и схватил Рашида за грудки.
Турок возвышался над ним, как Голиаф над юным Давидом, однако шутнику на это было наплевать, поскольку он чувствовал поддержку своих приятелей, да и бар этот, судя по всему, был далеко не первым заведением, которое они сегодня посетили. Воздух наполнился бранью, и Глеб был, пожалуй, единственным человеком, который понимал, что кричат французы. Французы же были настроены весьма решительно, и вовсе не потому, что Рашид оттоптал их приятелю ногу и пролил его пиво: главной его виной было то, что он родился мусульманином.
Закир Рашид, разумеется, даже не подумал испугаться, но Глеб уже спешил ему на помощь. Мысленно он благодарил французов: они не могли бы оказать ему лучшей услуги, даже если бы он им за это заплатил.
Хозяин бара уже огибал стойку, крича что-то о полиции и иностранных хулиганах, мешающих людям спокойно отдыхать. В руке у него Глеб заметил бейсбольную биту; похоже было на то, что бармен не относится к числу горячих приверженцев единой Европы и готов в любой момент доказать это на деле.
Рашид попытался отцепить от своей куртки руки долговязого шутника, но это привело лишь к тому, что его схватили еще двое. Франкоязычная брань висела в воздухе; атмосфера сгущалась, но, по мнению Глеба, процесс шел недостаточно быстро. Чтобы кто-нибудь, боже сохрани, не передумал драться, он без предисловий нанес долговязому шутнику несильный, но очень чувствительный удар по почкам. Шутник охнул и красиво прогнулся, прямо как артист балета, выпустив наконец лацканы Рашидовой куртки. В это время кто-то схватил Глеба сзади за шею, слабо сдавил и несколько раз тряхнул, как грушу. Было решительно непонятно, чего нападавший пытался достигнуть своей странной атакой: это была попытка задушить противника или он рассчитывал таким манером стряхнуть голову журналиста Сивера с плеч. Глебу было ясно только одно: он сам чересчур расслабился, коль скоро позволил неприятелю, пусть даже такому наивному, подойти к себе с тыла. Столь грубое напоминание о необходимости сохранять бдительность вызвало немедленную реакцию: Глеб резко двинул локтем назад. "О, мерд!" – сдавленно сказали сзади, а мгновением позже послышался глухой шум падения.
Рашид между тем тоже не терял времени даром. Вообще-то, он производил впечатление законопослушного иммигранта, старающегося вести себя как можно тише, чтобы его, чего доброго, не выставили из страны. Однако теперь, когда процесс, что называется, уже пошел, мистер Рашид, похоже, дал себе волю и вовсю демонстрировал навыки, полученные в золотые дни юности в бедном мусульманском квартале. При его росте и весе зрелище получалось впечатляющее, и Глеб между делом подумал, что, если так пойдет и дальше, спасать придется не Рашида, а его обидчиков.
Эта светлая мысль осенила не его одного. Горячие французские головы оказались все-таки не настолько горячи, чтобы не заметить, что шутка зашла слишком далеко, а продолжение экскурсии по Лондону в том же духе кончится для них скверно. Они сообразили это довольно быстро – так быстро, что бармен так и не успел воспользоваться своей бейсбольной битой. По времени этот мыслительный процесс занял секунд двадцать, от силы тридцать. По истечении указанного срока самый сообразительный из соотечественников Вольтера на получетвереньках, помогая себе руками, как шимпанзе, устремился к выходу и пулей вылетел за дверь. Мелькнувший в дверном проеме тусклый дневной свет указал остальным путь к спасению, и бар начал пустеть со скоростью приведенного в действие смывного бачка в туалете.
76 
