46 
Судя по всему, хозяйство у старухи было немалое. И ведь одна живет, на отшибе! И к людям не стремится.
Но как старая женщина со всем этим управляется? Немыслимо! До ближайшей железнодорожной станции километра три! А зимой? Приезжает ли какая-нибудь техника чистить дороги?
Потом он увидел саму хозяйку: та несла от колодца два полных ведра воды. Несмотря на жару, она была в черном плюшевом жакете и войлочных сапогах с железными молниями по центру. Лицо ее было коричневым от загара, кисти рук такие же. Загорелая кожа напоминала кору старого дерева, всю в бороздах и складках. Возраст женщины определить было невозможно. Увидев машину, она опустила на землю ведра и приставила к глазам руку козырьком.
Глазов остановился у пруда и вылез из машины. Юлия отчего-то задержалась. Он подошел к хозяйке хутора и вежливо сказал:
— Добрый день, бабушка, Бог в помощь. Давайте я вам воду донесу.
Она окинула незнакомца настороженным взглядом.
— Ты чьих, милок, будешь-то?
— Не местный, — коротко ответил он. — Я к вам по делу. Можно?
— Из правления, что ли? Небось, насчет налога? Так пенсию-то мне, милок, еще не принесли. Почитай, уже годочков-то семь, как вовремя не приносят пенсию. Я каждое двадцатое число к Мироновне в деревню хожу. Ко мне-то не ходит почтальонша. Далеко, говорит, дороги нет. Мироновна за меня получает. Али врет, что не приносили?
— Бабушка, я не из правления.
— Не от председателя? А откель же?
— Вас как величать? — уклонился от ответа Глазов.
— Кузьминичной зови.
— А я Дмитрий Глазов.
— Митрий, значит. Ну, проходи в дом, Митрий. Может, молочка козьего выпьешь? — предложила хозяйка. — А в машине кто у тебя остался? Жена?
И как она углядела Юлию? Видимо, старческая дальнозоркость.
— Там еще собака, — ответил он.
— Курей моих она не подушит? Ежели нет, пускай все вылезают. Собака-то, чай, корм человеческий не ест? Все «вискасы» какие-то да «сникерсы». А жена твоя молочка пускай покушает. Козье молочко полезное. Ко мне дачники в очередь ходят. Мода сейчас пошла, что ль, на козье? Кто от чего лечится.
— Говорят, от легочных заболеваний помогает.
— От легочных заболеваний, милок, воздух родимый помогает. А ты, я чай, деревенский будешь?
— С чего вы взяли? — удивился Глазов.
— Повадка у тебя не городская. Сам кряжистый, кость широкая. Да и глядишь на все не как чужой. Ну, зови жену. Погляжу хоть, какие в городе девки.
Юлия уже и сама догадалась, что хватит прятаться в машине. Овчарка, выпущенная на волю из душного салона, облизнулась на стайку гусей, но повела себя чинно. Не залаяла, пошла рядом с хозяйкой, вывалив розовый язык.
— Ученая собачка, — одобрила бабка. — Пускай в тенечке пока полежит. Ох и жара! Что ж. Гостей-то Бог нечасто посылает. Трактористы наведываются, да тем известно что надо. Самогон у меня имеется, для медицинских целей, да на оплату труда. Я их не балую, трактористов, да все одно, огород пахать надо. Деньгами не берут, окаянные. Мы, говорят, бабка, все одно эти деньги в магазин снесем, на водку, — и она с сожалением покачала головой. — Ну, пойдемте в дом. Там прохладно.
Глазов подхватил ведра с водой и пошел следом за хозяйкой. Юлия неуверенно семенила следом. На ее модных босоножках все больше оседала пыль, лак на ногтях потускнел.
Во дворе Глазов внимательно осмотрелся. Конечно, порядка никакого, да к чему он ей, порядок-то? Было бы все под рукой, одна ведь управляется! Под навесом он заметил с десяток кроличьих клеток, в которых слышалась возня, в старом железном тазу увидел ржавую воду, в ней мокла коса. Спина невольно заныла: в свое время он отмахал косой как следует.
Под самой крышей пристроился жестяной желоб, под ним стояла огромная бочка. Все старое, но сделано на совесть, на бабкин век хватит. Зато железо на крыше почти новехонькое. Глазов это отметил. Вслед за хозяйкой он внес ведра в прохладные сени.
— На лавку поставь, — велела хозяйка. И добавила: — Да ты не стой в сенях-то, Митрий, в избу проходи.
Оказавшись в избе, Глазов внимательно огляделся. Что ж: изба как изба. Ничего из чудес современной техники в наличии не имеется. По старинке хозяйка живет. Интересно, что она делает долгими зимними вечерами? Глазов помнил еще по своей родной деревне такие вот избы. Большая русская печь, замазанная глиной по многочисленным трещинам, а поверх известкой; лежанка с кучей старых одеял, в красном углу — темные лики святых. Как только не умыкнули их городские! Наверняка наведываются. Иконы-то старые! Значит, крепка хозяйка верой, раз не продала иконы. И главное, повсюду торчат пучки засушенных трав. И к потолку привешены, и по стенам. Тут же связки лука и чеснока: высохшие стебли сплетены в косу. Оттого по всей избе — пряный запах.
46 
