51 
Зал, и еще один, и еще… Как в калейдоскопе сменялись лица – мужские, женские, детские – и все это происходило в полной тишине, ни один звук не нарушал безмолвие ночи. Тускло блестела позолота архитектурной лепнины, белели колонны, розовели стены, сиял паркет.
И вот распахнулась последняя дверь. То, что она последняя, Сиверов почувствовал. Сердце забилось чаще. Он шагнул в ярко освещенный зал, не такой большой, как прежние. В простенке между камином и окном висела массивная золоченая рама с фигурными украшениями. Глеб подошел к ней и коснулся рукой холодного стекла. Это было зеркало. Глеб увидел в зеркале себя, но увиденное заставило его затаить дыхание.
Там, за холодным стеклом был он, но не теперешний, а прежний – только постаревший.
Ему трудно было облечь чувства в мысли, а мысли – в слова, чтобы запомнить, зафиксировать свое состояние. Он видел прежнее лицо, еще не измененное пластической операцией… В общем, в этом не было ничего особо странного, если мерить событие меркой сна. Сиверову и раньше приходилось видеть себя во сне таким, но теперь из массивной золоченой рамы на него смотрел мужчина одних лет с ним, словно он, прежний Глеб, продолжал жить собственной жизнью. Вот и седина на висках, легкая, почти незаметная.
«Я узнаю тебя», – подумал Сиверов, и тут же в его голове прозвучал голос, принадлежавший ему прежнему:
– А я тебя – нет!
– Не обманывай ни меня, ни себя, мы одно целое – я и ты.
– Ты хочешь убедить себя в этом, но это не так. Ты и я не можем быть одним целым, ты стал другим за те годы, что прошли, пока мы не встретились лицом к лицу. Ты вспоминал обо мне, но не был мной.
От этого странного диалога душу Глеба обдало холодом, хоть он и понимал, что это всего лишь сон.
– Да, я стал немного другим. Но другим становится любой, кто живет. Уходят друзья, появляются новые…
– Я не о том, – мысленно отвечал ему непохожий на него двойник-отражение. – Ты только думаешь, что остался прежним.
– Я стараюсь не думать об этом.
– А зря – Что толку, если ничего уже не изменить, если жизнь – твоя, моя – сложилась по-другому.
– Ты не жалеешь о том, что могло случиться, и не случилось?
– Но тогда бы не случилось того, что уже произошло со мной.
Мужчина в зеркале усмехнулся:
– Ты имеешь в виду Ирину, твоего сына?
– Да.
– А не хочешь посмотреть на ту женщину, которую ты не встретил, на того ребенка, который не родился лишь потому, что ты стал другим?
– Нет, – твердо ответил Глеб.
– Зря. Может, ты понял бы, что сделал не правильный выбор. Даже если ты не хочешь, все равно увидишь их, – сказал собеседник, отдаляясь от Сиверова в холодном зеленоватом стекле зеркала.
На Сиверова накатил страх, леденящий, парализующий, какой испытываешь только во сне. Его хватило лишь на то, чтобы крепко-крепко зажмуриться и ничего не видеть. Он понимал, что сейчас перед ним в зеркале проходят картины той жизни, которую он должен был прожить, но не прожил, сменив ее на свою теперешнюю жизнь.
И тут кто-то тронул его за плечо. Сиверов от этого прикосновения вновь понял, что видит сон, а не реальность. Он чувствовал, что проснулся, но не решался открыть глаза, боясь, что увидит запретное, увидит все, что потерял, даже не успев найти.
– Глеб, что с тобой? – говорил встревоженный голос Ирины, в котором слышались нотки плача.
Он с усилием поднял веки, увидел залитую желтоватым светом комнату, такую маленькую после огромных залов из его сна. Ирина с тревогой смотрела на него.
– Ты стонал во сне.
– Да?
– У тебя что-то болит?
Глеб усмехнулся:
– Нет, все в порядке.
– Нет, ты меня не обманешь, что с тобой случилось во сне?
– Все хорошо, – Сиверов приподнялся на локте и обнял жену.
– У тебя было такое странное лицо, я почти не узнавала тебя…
– Ирина, что ты городишь? Как может человек быть непохожим на самого себя? Неужели бы ты меня не узнала? Смешно.
– Этого я и испугалась. Ты был другим… Наверное, глупо звучит, но я не ошиблась, правда!..
Быстрицкая говорила взволнованно, торопясь, глотая слова, и не выпускала руку Глеба, словно боялась его потерять.
– Не говори глупостей. Малыш уже спит?
– Да.
– Ложись и ты.
– Мне страшно, – прошептала Ирина.
– Не думай о плохом, я же здесь, и мы вместе.
И тут же Сиверов понял, он сказал не то, что следовало, ведь завтра его не будет. Еще не раз ему придется исчезать и возвращаться…
51 
