Пропавшие картины не представляли собой исторической ценности, и вряд ли их можно было выгодно продать. Они не принадлежали кисти известных художников, и на аукционах, даже закрытых, подобные картины продавать не было смысла: дело рискованное, а самое главное, невыгодное.
Генерал Потапчук приехал в свою контору; войдя в кабинет и раздевшись, он принялся расхаживать из угла в угол, ломая голову, с чего начать и как подступиться к этому делу. Единственное, что его грело, так это то, что не ему лично директор поручил заняться пропавшими картинами. Да, он был на совещании, все слышал, все видел, но отвечать в случае провала будет не он, искусство – это не его профиль.
Тем не менее генерал приказал всю информацию по этому делу предоставить ему незамедлительно, и к следующему утру на его столе уже лежала пластиковая папка с документами. Не очень пухлая, но именно такие генерал любил – когда словам тесно, а мыслям просторно. Его подчиненные поработали на совесть, на совесть поработали и криминалисты ФСБ, ранее сталкивавшиеся с подделками. Естественно, в этом деле не обошлось И без экспертов из Пушкинского музея, которые были классными специалистами в своей области.
Хоть бумаг было и немного, генерал Потапчук принялся изучать каждую внимательно, досконально и скрупулезно.
«Посмотрим, посмотрим…»
Вооружившись остро отточенным карандашом, Потапчук вытаскивал из пластиковой папки одну за другой страницы с мелким компьютерным шрифтом. Все бумаги были отпечатаны с увеличенными межстрочными интервалами: помощники генерала знали, что Федор Филиппович любит именно такую распечатку.
Генерал не спеша просматривал страницу за страницей, вникая в каждое слово, тщательно взвешивая каждый факт. И чем больше он читал, тем более трудноразрешимой представлялась ему проблема. Да, зацепки найти можно, взяться за смоленский музей, допросить всех сотрудников. Но не было ответа на главный вопрос: каков мотив кражи? Если кто-то картины похитил, то у похитителя должна существовать цель, не маньяк же их украл для того, чтобы уничтожить… Нет, не прояснив мотива, невозможно представить гипотетического похитителя.
Заключение экспертов говорило о том, что большой художественной ценности похищенные произведения не представляют, значит, за всем этим стоят иные, не коммерческие цели. А кому могли понадобиться картины, кто мог столь тщательно спланировать и провести всю операцию, не оставив никаких следов? Два года кто-то методично изымал картины из хранилища, изготовляя подделки, а затем аккуратно, не вызывая подозрений, заменял подлинники подделками. А совсем недавно был убит хранитель музея, и убит очень профессионально.
Действовал не какой-нибудь дилетант, рецидивист, мокрушник, а настоящий высокооплачиваемый килер.
Об этом красноречиво говорил почерк убийства – два выстрела на безлюдной темной улице.
Совершенно очевидно, что убийца воспользовался пистолетом с глушителем: в окрестных домах никто ничего не слышал. Обе пули были выпущены в голову.
Заключение баллистической экспертизы сводилось к тому, что пистолет «ТТ», из которого произвели оба выстрела, в картотеке ФСБ не числился. Скорее всего, как понимал Потапчук, пистолета уже нет в природе, и больше это оружие никогда не всплывет.
«Да, да, это профессионалы. Но на кой черт профессионалам восемь не слишком ценных картин? Что они с ними станут делать? Было бы понятно, если бы похитили нечто такое, что можно выгодно и быстро продать, на чем можно заработать сотни тысяч долларов. Тогда ясно: картины попытались бы вывезти на Запад, в Японию, Америку для перепродажи возможному покупателю».
Весь день Потапчук изучал бумаги, ставя на полях крестики, вопросительные знаки, галочки. Он читал документы так, как въедливый редактор читает рукопись, попавшую к нему на стол для заключения: стоит ее публиковать в ближайшем номере, или вернуть автору для доработки, или вовсе отвергнуть?
«Вопрос, вопрос, вопрос… Слишком много вопросов, слишком чисто сработано».
На одной из страниц имелся перечень фамилий художников, которые в свое время занимались изготовлением подделок. Заключение экспертов из Пушкинского музея было немногословным, из него следовало, что краски, которыми воспользовался художник, отечественные, а подделки изготовлены в России.
Генерал читал одну фамилию за другой, но ни одна из них ничего ему не говорила.