Последние отзывы

  46  

— В общем, мне пришлось тогда принять меры.

— Ах, вот почему вы так долго там возились!

— Сообразили наконец-то.

— Никита…. — нерешительно заметила Светлова. — Вы знаете, почему поначалу я подозревала именно вас?

— Вы уже объясняли. — — Я не сказала вам самого главного.

— Любопытно…

— Видите ли… Тот, кто помог «дяде Косте» отправиться на тот свет, должен был хорошо знать его привычки. И, конечно, должен был знать о его болезни, включая такие подробности, как, например, время приема лекарства. А о таких вещах знают либо врачи — причем выписавшие рецепт! — либо очень близкие люди. И ваше медицинское образование навело меня на мысль…

— Медицинское образование? — удивился Сыщик. — Вы имеете в виду то, что я помог тогда вашему сыну?

— Да…

Никита пожал плечами:

— Сразу видно, что вы в медицине ни уха ни рыла.

Я всего-навсего проходил обычную для полицейских подготовку. Обязательное обучение. У нас все полицейские должны уметь оказывать первую помощь.

Поскольку прибывают на место происшествия часто раньше «Скорой помощи». Вот и все.

— Ну ладно, ладно — совсем меня застыдили… А вот вам не приходит в голову связать вместе две эти детали: очевидное медицинское образование того, кто помог «дяде Косте» отправиться на тот свет, и хирургический надрез на горле этого бедолаги Мартина?

— Мне кажется, Анна, вы явно знаете что-то, о чем не решаетесь мне рассказать? — вместо ответа на ее вопрос заметил Сыщик.

Светлова в нерешительности молчала.

— Для того чтобы разобраться в обстоятельствах смерти Кубоцкого и всей этой странной истории, — заметил Никита, — надо знать по меньшей мере ответ на один простой вопрос… Отчего этот самый «дядя Костя», прибывший, по сведениям полиции, сюда из Амстердама, где он — ну так, на минуточку, обратите внимание на эту деталь! — останавливался в фешенебельном отеле «Европа», здесь поселился в захудалом семейном пансионе, который наша хозяйка пани Черникова почему-то именует отелем?

— А, ладно… Была не была! — Светлова махнула рукой. — Все равно вы больше не жених! Придется все-таки с вами поделиться.

Анна собралась рассказать Никите о «заказе», который сделала ей Дэзи. Ибо пришло время соединить вместе все, что случилось здесь, в городе, за последнее время, и все, что им, Сыщику и Светловой, было об этом известно.

Видно было, что совет, который мадам Вронская дала художнику: «Расстраивайтесь! Девушки иногда в состоянии оценить печаль!», оказался не так уж и плох. Печаль Руслана, по всей видимости, произвела на Дэзи сильное впечатление. А Светлова как в воду глядела, когда загодя лишила Сыщика статуса жениха.

— Прошу минуточку внимания!

Двери гостиной, где к вечеру, как обычно, собралось довольно много завсегдатаев, распахнулись. На пороге стояли Дэзи и художник Руслан.

«Что-то будет!» — подумала Анна.

Держа за руку своего спутника, Дэзи прошла в центр зала.

— Господа! Прошу любить и жаловать: мой жених!

Овации не грянули. Но зато, как по заказу, появилась пани Черникова с шампанским. И принялась обходить присутствующих с подносом, уставленным бокалами. Народ пригубил вино. И наступила какая-то странная пауза… Веселье отчего-то не разгоралось.

Дэзи уселась за рояль. Она, как и полагается «новой русской девушке», была обучена всему понемногу. Художник, несколько картинно облокотившись на рояль, встал рядом.

Ветер надувал занавески, и в квадратах окон светилась бархатная весенняя синева ночи… Сцена, очевидно, должна была изображать великую гармонию двух любящих сердец. Ну прямо картина кисти художника Руслана Климова под названием «Весенний вечер».

"То у него «Весеннее утро», то «Весенний вечер».

Парень-то явно не промах, ничего не скажешь", — думала Светлова.

В это время пани Черникова, продолжая свой обход, споткнулась о ковер, и парочка высоких бокалов тихо со звоном соскользнули с ее подноса на пол.

Ахнув, хозяйка принялась собирать осколки. А все, кто был рядом, бросились ей помогать. Светлова видела, как Дэзин новоиспеченный жених тоже наклонился по инерции вместе с пани Черниковой и протянул руку к разбитому бокалу… И вдруг, словно опомнившись, отдернул ее.

«…а руки его были изваяны столь совершенно, что это можно было понять и по его переброшенным через трость перчаткам», — вспомнила Анна фразу самого классного писателя второй половины двадцатого века Милорада Павича.

  46