– Так и будете молчать, полковники? – спросил он, наполняя рюмки. – Или мне выйти, чтобы вы тут на свободе обменялись секретной информацией?
Мещеряков только махнул на него рукой.
– Сиди, – сказал он. – Помидоры зажал, жила.
Для Сорокина берег?
– Кто же закусывает коньяк колбасой и помидорами? – удивился Забродов. – Ты меня просто шокируешь, Андрей. И галстук у тебя французский, и без пяти минут генерал…
Мещеряков сильно дернул себя за галстук, которому было уже двенадцать лет, и поспешно схватился за рюмку. Он пробормотал что-то, из чего Сорокин разобрал только слово «шутки», произнесенное с большим отвращением, и осушил рюмку, не дожидаясь остальных.
– Сволочи, – сказал он. – Обошли на повороте.
Все-таки он переживал из-за генеральских погон.
– Брось, полковник, – сказал ему Сорокин. – Нынче в вашем ведомстве генералы долго не живут.
– Что ты знаешь? – с ходу взял быка за рога Мещеряков, заталкивая в рот кусок колбасы и заедая это дело долькой помидора.
Сорокин честно выложил все, что знал, и замолчал, переводя взгляд с Мещерякова на Забродова и обратно. Забродов нарушил молчание первым.
– Ото, – сказал он. – Поздравляю тебя, Андрей.
Сорокин прав: генералом теперь быть невыгодно. Хорошо, конечно, но мало.
– Ты много знаешь, – болезненно морщась, сказал Сорокину Мещеряков. – Из чего следует, что ФСБ в очередной раз находится в сложном положении…
– В дерьмовом, Андрей, – уточнил Забродов. – В самом что ни на есть дерьмовом положении.
– Не лезь хоть ты, ради бога, – взмолился Мещеряков, – со своими уточнениями. И не вздумай болтать.
Забродов постучал себя кулаком по лбу и тоже выпил.
– Полковник, а дурак дураком, – доверительно сказал он Сорокину. – А еще в генералы метит. То то же я смотрю: то газ у них какой-то взорвется, то сердечный приступ, то еще какая беда приключится…
Мещеряков сдержанно зарычал.
– Слушай, Сорокин, – сказал он, – ну, подумай сам: зачем тебе это? Этими делами занимается ФСБ, разве нет?
– Всесторонне занимается, я бы сказал, – не удержавшись, вставил неугомонный Забродов, видя, что Сорокин каменно молчит и только сверлит Мещерякова тяжелым пристальным взглядом.
– Вот именно, – сказал Сорокин, – всесторонне.
Пока они заметают собственные следы, происходят новые убийства.
– Да тебе-то что? – спросил Мещеряков. – Гибнут генералы ФСБ – при чем тут ты?
– А в самом деле, – заинтересовался Забродов, – при чем? Генералы – они, знаешь, дело такое… Вон, Андрюхе ходу не дают, ни одной свободной генеральской должности… Слушай, Мещеряков, а это, случайно, не твоя работа?
– Почитал бы ты, что ли, – с досадой сказал Мещеряков.
– При нападении на коммерческий банк «Икар», например, было убито четырнадцать ни в чем не повинных людей, – напомнил Сорокин. – В городе идет настоящая война, потери среди мирного населения, как в действующей армейской части, а вы говорите – генералы. С.., я на ваших генералов. Я понятно излагаю?
– Вполне, – кивнул Мещеряков. – Я так понимаю, что ты намерен идти до упора?
– Да я давно уперся, – признался Сорокин, – но, в общем, да.
– Выпьем за упокой, – предложил Мещеряков, но обнаружил, что его рюмка пуста. – Налей, Илларион.
– Погоди, Андрей, – сказал Забродов. – Давай поможем полковнику.
– Вы что, совсем ничего не понимаете? – спросил Мещеряков. – Чем я ему помогу? Я же знать ничего не знаю. Наверху какая-то грызня, все гудит, как улей, генералы бронежилеты примеряют, а что к чему – непонятно.
– Но ты же можешь узнать, правда? – вкрадчиво сказал Забродов.
– Господи, – сказал Мещеряков, – до чего же хорошо, что ты больше не мой подчиненный!
– Наконец-то до тебя это дошло, – удовлетворенно улыбнулся Забродов. – Так ты сделаешь? Я тоже поспрашиваю, но ты-то на самом верху, тебе проще.
– Проще, – проворчал Мещеряков. – Шею сломать, конечно, проще. Да еще если вы поможете…
Сорокин тайком перевел дух – Мещеряков был готов, и теперь появилась надежда, что дело сдвинется с мертвой точки.
– Вы вот что, – сказал он, – штирлицы-абели…
Вы только не вмешивайтесь. Я вас не прошу никого обезвреживать, я же понимаю… Вы только наводку дайте, а дальше я сам.
Забродов молча поиграл бровями, выражая вежливое сомнение, и наполнил рюмки. Мещеряков закурил новую сигарету. Теперь он был – или, по крайней мере, казался – совершенно спокойным.