– Ну как? – спросила Лана. – Понравилось?
– Ничего.
– И это все?
– Ты хочешь бурных восторгов?
– Я хочу выпить.
– Сейчас принесу.
Он сходил на кухню и принес бутылку «мартини», и два бокала.
– Почему ты не куришь? – снова спросила Лана.
– Курил. Потом бросил. Может, скоро опять закурю. Если буду попадать в такие ситуации и нервничать.
– А ты нервничаешь? Я не заметила.
– Я же понимаю, что все это неспроста, – сказал он, отпив из бокала. Лана выпила залпом и сказала:
– Еще!
– Давай колись, зачем весь этот цирк со звонком Серебрякова? – спросил Леонидов, вновь наполняя ее бокал.
– Просто так.
– А если бы я не клюнул?
– Ты же клюнул.
– Ну, Лана, говори. А то я заподозрю тебя в причастности к убийству.
– Испугал! Я не такая дура. Могу телегу накатать. О твоем моральном разложении.
– Так я и знал!
– Ладно, не паникуй. Я не совсем тебя обманула.
– Что значит «не совсем»?
– Был звонок. Шура действительно позвонил мне около семи часов вечера. Сказал, что у него ко мне важный разговор, что он обязательно приедет, но ненадолго. Он был очень странным.
– А именно? – насторожился Леонидов.
– Сказал… – она наморщила лоб. – Что-то вроде «это наша последняя встреча, будь готова» и прочую ерунду.
– Последняя? Выходит, он знал, что готовится покушение?
– Может, и знал. Но если знал, почему был такой веселый? Будешь так радоваться, если знаешь, что тебя хотят убить?
– Все говорят о том, что Серебряков перед смертью изменился. И даже помолодел. Казался счастливым. Не в лотерею же выиграл!
– Не хочу об этом говорить. Ты еще придешь?
– А надо?
– Если честно, я с этого ничего не имею. Мне вечерами скучно одной. И квалификацию терять не хочется. Так что заходи. Я не буду возражать. – Она широко зевнула. Потом спросила: – Ты где живешь-то, сыщик?
– С мамой.
– Я спросила «где», а не «с кем». Если ехать далеко, заходи, оставайся ночевать, я привидений боюсь.
– Как-нибудь своими силами, – пробормотал Алексей и потянулся за джинсами.
– Только к Норке не ходи, – обронила Лана. – Услуга за услугу.
– Ты что, знаешь, что она мне звонила?! – удивился Леонидов.
– Вот стервозина! Успела уже!
– Меня как раз начальство вызвало. Телефончик оставила, между прочим.
– Ну не дрянь?
– Не понял… – Он замер с рубашкой в руке. Что-то не то. И грозно сказал: – Колись давай: в чем дело? Что за фокусы?
– Дай слово, что не обидишься?
– Еще чего! На глупых баб обижаться!
– Да? Значит без претензий? Ну, в общем, поспорили мы на тебя.
– В смысле?
– Ну, в смысле, кто тебя быстрее в постель уложит.
– Лихо! А на что спорили-то?
– На ужин в ресторане.
– В каком?
– Да какая разница?
– Действительно, какая разница? Спасибо, что хоть предупредила.
Леонидов не знал, плакать ему или смеяться. Две дуры, которые от скуки не знают чем заняться, придумывают глупое пари. На мужика. Такое могут придумать только дуры набитые и шлюхи. Кто выиграл, а кто проиграл? Ведь он бесплатно получил удовольствие и может получить еще раз.
Тоже бесплатно. От девицы, которая ничем не уступает Лане.
– Псих! Идиот несчастный! – взвизгнула Лана, когда в нее полетела подушка. – Что тут такого?
Он рассмеялся. И в самом деле? Что тут такого? Какие же откровенные дуры! Причем обе! Он рассмеялся еще громче.
– Чего развеселился? – сказала Лана, поправляя волосы.
– Ты права, пойду, воспользуюсь случаем. – Он надел рубашку и потянулся за свитером. – Вдруг блондинка мне больше понравится, чем брюнетка? Надо внести разнообразие в меню.
– Ты этого не сделаешь! – завизжала Лана.
– А что мне помешает?
– Это нечестно!
– Как, как? Ланочка, неужели ты не можешь сама заплатить за ужин в ресторане? Обязательно так унижаться?
– Это дело принципа!
– Есть принципы, которые уважают, а есть те, над которыми только смеются, – глубокомысленно заметил Леонидов и направился к двери.
– Нет, ты к ней не пойдешь! – Лана вскочила и вцепилась в рукав его свитера.
– Не порть хорошую вещь, – сказал Леонидов, легко стряхнув девушку. Он ведь не курил, не страдал алкоголизмом и занимался спортом. И вообще был мужественным и сильным.
Капитан покинул любовницу Серебрякова без сожаления.
Когда хлопнула входная дверь, Лана подумала, а не накатать ли ей телегу, но вместо этого налила еще «мартини» и выпила. Потом еще. И вдруг принялась горько плакать. Должно быть, от обиды…