109 
Прошкина ужасные новости настигли дома, прямо в кабинете. Зазвонил телефон: один из знакомых, прокурор, коллега, человек, в общем, положительный, принялся сочувствовать Юрию Михайловичу. А через час и Маргарита Васильевна держала в руках газету, заботливо подсунутую подругой, поскольку телефон после утренних звонков Прошкин отключил, вырвав колодку с мясом.
Он пил коньяк, закрывшись в кабинете, а Маргарита Ходила, как голодный зверь, под дверью и время от времени кулаком стучала в нее, истерично кричала:
— Сволочь! Мерзавец! Лицемер! Ты погубил меня, ты погубил детей! Свинья! Грязный распутник, негодяй!
Чтоб твоя могила провалилась, чтоб на ней даже трава не росла! Это же надо! — и вдруг начинала истошно хохотать, а затем рыдала.
Прошкин переносил все удары судьбы стоически. У него в кабинете имелась еще одна бутылка коньяка, но он понимал, ее хватит лишь часа на два, а потом все равно придется выйти или за коньяком, или в туалет, или затем, чтобы заехать своей жене по роже и, может быть, этим нехитрым движением заставить ее заткнуться хоть на четверть часа, а потом собраться с мыслями, сосредоточиться для дальнейших действий. Единственной связью с миром у него оставался сотовый телефон, номер которого знали не многие. Звонили и в дверь, но жена никому не открывала.
Домработница испуганно удалилась, так и не приготовив обед. Что, собственно, произошло, она так и не поняла, газету не видела.
Маргарита Васильевна в очередной раз подошла к двери и с силой саданула в дверь ногой. Та открылась, чего женщина никак не ожидала. Муж, с перекошенным лицом, с галстуком, опущенным до середины груди, с вырванными верхними пуговицами рубашки, стоял с бутылкой коньяка в руке и самозабвенно пил из горлышка, приняв позу — горнист на параде.
— Объясни мне, что все это значит!?
— Что это? — давясь коньяком, спросил Прошкин.
— Вот это! — и она, развернув газету как плакат, двинулась на мужа.
Только сейчас у Юрия Михайловича появилась возможность рассмотреть весь коллаж, искусно и бесхитростно выполненный в лучших традициях «Окон РОСТА». Его лицо было прекрасно видно и узнаваемо, таким же узнаваемым, как и на загранпаспорте. Прекрасно узнаваемым оставалось и лицо Чекана, который стоял чуть поодаль, закутанный в простыню, как в тогу, напоминающий римского сенатора на форуме. А рядом расположились гетеры. Гетеры улыбались, ничуть не стыдясь своей наготы. К тому же их оказалось в три раза больше, чем было на самом деле в сауне, их аккуратно настриг ножницами из других фотографий художник «Свободных новостей плюс».
— Ну и что тебе объяснять? — неживым голосом спросил Прошкин, заглядывая в глаза жены и сжимая в руках горлышко пустой бутылки, как панфиловец — ручку гранаты, готовый броситься под немецкий танк на последнем рубеже обороны столицы.
Да, отступать Юрию Михайловичу было некуда, за спиной было окно, а за окном — Москва, так сказать, исторический центр города, уже знавшего о его прошлых подвигах.
— Это! — сказала она, ткнув пальцем в голую задницу проститутки.
— Это? — промычал Прошкин. — Это жопа.
— Это ты жопа! Со мной не можешь, а с ними у тебя сил хватает!
— Ты бы уж молчала, — сказал Прошкин, — проститутка! — и плюнул прямо на ковер густой вязкой слюной коричневатого от выпитого коньяка цвета.
Жена увидела вознесенную бутылку, увидела, как тускло поблескивает стекло, и сочла за лучшее отступить, прикрывшись газетой, отступить, пока не поздно, иначе бутылка может разбиться о ее голову.
— Ты даже не спросила, правда ли это.
— Я не сомневаюсь, что это правда, зная тебя! Мерзавец!
— Проститутка!
Она выпрыгнула за дверь, и выпрыгнула, надо сказать, вовремя. Бутылка просвистела по кабинету и разбилась о дверную ручку на мелкие осколки. Прошкин закрылся и понял, что терпеть полный мочевой пузырь ему предстоит достаточно долго. Он набрал номер Чекана и замер, прижав трубку к уху:
«Скорее всего и его не окажется. Всегда, когда надо, человека не оказывается на месте. Хотя чем мне может помочь Чекан? Чем ты мне поможешь?» — сам себя спросил Прошкин, вслушиваясь в гудки.
Телефон ожил:
— Алло! — рявкнул Чекан.
— Это Прошкин.
— Я уже видел, — сообщил Чекан, — и передай т меня привет жене.
— Ты мерзавец! Грязный уголовник! — закричал на него в трубку Прошкин.
— Это ты на меня так, продажный прокурор?
— Да я. — — Что — ты?
109 
