— Это твои проблемы, Борис, я тебя не назначал адвокатом. Ты себе профессию выбрал сам, вот и отвечай за свои дела. Я скромно устроился — прокурором.
— Так я и отвечаю за дело, я и хочу с тобой договориться.
Прошкин тоже понял, что сорок тысяч в данной ситуации он не вырвет из цепких лап адвоката, тот, еще немного, — и начнет биться головой о стену.
— Сколько ты получишь?
— Да нисколько я не получу, нисколько! Если бы я занимался чем-нибудь другим, у меня и без этого Свиридова куча дел, я бы уже в золоте купался.
— Ну так плюнь, отступись.
— Как плюнь? Бросить дело перед самым судом? Да ты что, Юрий Михайлович! Убьют!
— Ладно, уговорил. Тридцать пять.
— Тогда по рукам, — два юриста ударили по рукам, затем сели рядом, как два школьника, и стали листать пухлый том уголовного дела.
И у прокурора даже не возникло вопроса, каким образом уголовное дело оказалось в квартире у адвоката, кто выдал его и как его смогли вынести. Но у каждой профессии есть свои секреты, которые не выдаются. Они сидели, просматривая страницу за страницей, обменивались короткими профессиональными репликами, иногда спорили. Адвокат начинал размахивать руками, брызгать слюной, а Юрий Михайлович Прошкин говорил кратко и называл, как правило, лишь параграфы и номера статей Уголовного кодекса, всевозможные приложения, а также названия всевозможных актов, дополнений к кодексу.
Постепенно, пункт за пунктом, они проиграли все дело от начала до конца. Адвокат рассказал о том, как он будет защищать Павла Ивановича Свиридова, одного из основных в балашихинской группировке, а прокурор объяснял, какие обвинительные статьи будет выдвигать. Иногда они согласовывали ту или иную статью, тот или иной пункт и соглашались. И тогда адвокат принимал сторону прокурора или прокурор сторону защиты.
В общем, через два с половиной часа дело было закончено. Весь процесс почти в мельчайших подробностях был оговорен. Названы имена и фамилии свидетелей как со стороны обвинения, так и со стороны защиты. Папка была закрыта, последняя страница перевернута.
— Сколько получит судья? — усталым голосом произнес прокурор.
— А ты как думаешь, сколько ему дать? Гнусный мужик, я тебе скажу, лучше бы ему вообще не давать, ненадежный он.
— А кто тогда даст? — задал следующий вопрос прокурор.
— Думаю, не ты и не я. Есть человек, двоюродный брат судьи, — и Борис Борисович быстро рассказал о родственной цепи, по которой десять тысяч долларов попадут в карман к судье. — И знаешь, что надо будет сделать потом…
— Естественно, знаю, — сказал Прошкин.
— Да, мой подзащитный подаст апелляцию в следующую инстанцию.
— Правильное дело. Но там тоже берут.
— Там вроде все уже схвачено, — признался адвокат, — но они об этом пока ничего не знают. Ну что, теперь закусим?
— Теперь можно и поужинать, — сказал Прошкин, легко поднимаясь с мягкого кожаного кресла.
— Послушай, ты смотришь телевизор? — вдруг спросил адвокат, разливая по рюмкам водку.
— Смотрю, разумеется. А что ты имеешь в виду, надеюсь, не «Санта-Барбару»?
— Какую Барбару, бывшего генерального видал, как прижали? Я его рожу когда увидел, мне аж не по себе стало. Как ты думаешь, сдаст? — спросил адвокат у Юрия Михайловича.
Тот пожал плечами, пространно улыбнулся:
— Нет, не сдаст.
— Тогда какого черта его держат?
— А он просто-напросто всем надоел, — признался Прошкин, — душу на нем отводят.
— И у нас он всем надоел, лез не в свои дела, все хотел под себя подгрести, вот и подгреб. Ну, давай за нашего клиента.
— Давай выпьем за эту мразь.
— Если бы не эта мразь, Юрий Михайлович, где бы мы с тобой были? Ты вот на чем ездишь?
— А то ты не знаешь — на сто двадцать четвертом «мерседесе».
— Ты его в прошлом году купил?
— Да, в прошлом.
— А до этого на чем ездил?
— До этого на «вольво».
— А я, знаешь ли, Юрий Михайлович…
— Знаю, ездишь на «шевроле».
— Вот видишь! А десять лет назад, представь себе, на чем бы мы ездили? Ты на задрипанных «Жигулях», а я на засранном «Москвиче».
— Думаю, ты ездил бы на «Волге», — сощурив глаза, сказал прокурор.
— Навряд ли, навряд ли, — еще раз повторил Борис Борисович, накалывая на серебряную вилку золотистый ломтик осетрины и неторопливо отправляя его в рот. — Деньги бы на нее были, но купить не решился бы.
— Да, иные времена, иные нравы.