100 
– Ладно, – сказал человек в кашемировом пальто, – пойдем.
– Куда? – спросил Телескоп.
– Как куда? Ты хотел к Сивому? Вот и пойдем к Сивому.
– Погоди, – сказал Телескоп, – дай сначала пожрать. У меня тут где-то был бифштекс…
– Как хочешь, – вставая, сказал охранник. – Я пошел. Можешь жрать свой бифштекс. Вон он, под столом валяется.
Он пошел к двери, ни разу не оглянувшись. Телескоп торопливо вскочил, бросил на стол несколько мятых бумажек и бросился следом.
– Вот так, – пробормотал он на ходу. – Вот это и есть вендетта. До седьмого, мать его, колена.
Его слегка качало, и только теперь он впервые подумал, что, кажется, выпил лишнего. Мысль была мимолетной и не вызвала в нем никакой тревоги: им уже полностью овладел пьяный кураж.
Широко шагая, человек в кашемировом пальто свернул на Арбат, потом в Староконюшенный и спустился по нему до Сивцева Вражка. Здесь он пробормотал что-то невнятное об оставленной во дворе машине и нырнул в подворотню. Телескоп устремился следом. Невидимая рука, все время лежавшая на его плече, вела себя спокойно, и Телескоп очень удивился, когда, миновав подворотню, оказался в глухом, заставленном какими-то ящиками тупике. Никакой машиной здесь и не пахло.
– Все, пришли, – буднично сказал его провожатый, поднимая на уровень глаз пистолет с глушителем.
Лежавшая на плече Телескопа большая невидимая рука по-прежнему не подавала признаков жизни, и за мгновение до того, как пистолет глухо хлопнул, выплюнув ему в лицо сгусток смерти, Телескоп понял, что никакой руки у него на плече нет – там, наверху, кто-то большой и сильный окончательно потерял к нему интерес.
Он упал навзничь. Очки с перебитой точно посередине оправой распались на две части и свалились с простреленной переносицы. Человек в кашемировом пальто неторопливо огляделся, подобрал отлетевшую в сторону гильзу, спрятал ее в карман, убрал пистолет и вышел из подворотни, насвистывая свадебный марш Мендельсона.
* * *
Когда посланная Кудрявым бригада через окно на крыше проникла в конспиративную квартиру Слепого, было начало одиннадцатого вечера. Боевики один за другим ныряли в темный провал выбитого окна, слыша, как глухо барабанят в дверь двое, посланные для того, чтобы отвлекать внимание.
Активист неподвижно лежал на полу у дивана, почти ничего не видя и наведя обрез примерно в то место, где, как ему помнилось, была расположена дверь в соседнюю комнату. Когда его глаза немного привыкли к темноте, он разглядел на светлом фоне черный прямоугольник дверного проема и скорректировал прицел.
Это было сделано вовремя: в дверях мелькнуло бледное пятно лица и светлый треугольник белого шарфа под ним. Виктор поспешно нажал на спусковой крючок. Обрез звонко бахнул и подпрыгнул, едва не выскочив из рук, картечь кучно шарахнула по штукатурке справа от двери.
Лицо в проеме исчезло, и из темноты неожиданно ярко полыхнула вспышка ответного выстрела. Отколотая пулей щепка оцарапала Виктору щеку. Он выпалил из второго ствола, целясь в то место, где видел вспышку, и поспешно отполз назад, легко скользя по гладкому паркету. Сменив позицию, он переломил обрез, выбросил стреляные гильзы и перезарядил оружие, проклиная эту нудную процедуру.
Невольно вспомнился Фенимор Купер и описанные им боевые действия в кишащих воинственными племенами лесах Северной Америки. Тогдашние ружья вообще заряжались со ствола. "Только этого мне сейчас и не хватает, – подумал Виктор, взводя оба курка. – Отмерь пороха – ровно столько, сколько нужно, не больше и не меньше, иначе либо пуля не полетит, либо ружье взорвется, – засыпь это дело в ствол, утрамбуй шомполом, забей пыж, опусти туда пулю, снова забей пыж, утрамбуй, насыпь пороха на полку и только тогда целься и стреляй – если до сих пор жив.
Господи, о чем это я думаю?"
Он снова выпалил в темноту дверного проема, откуда сверкали вспышки выстрелов. В квартире было уже не продохнуть от кислой пороховой вони. Обрез выбросил длинный сноп оранжевого огня, снова посыпалась штукатурка, и кто-то издал сдавленный вскрик. «Ага, – подумал Виктор, – зацепило! Однако почему же молчит хозяин? Как его – Глеб? Или он успел смыться под шумок через какую-нибудь крысиную нору?»
Какой-то болван, насмотревшийся боевиков по телевизору, включил привязанный к стволу автомата фонарик.
Бледный луч скользнул по полу и осветил вращающееся кресло возле стола. В кресле никого не было. Виктор немедленно пальнул по слепящему световому пятну. Фонарик погас, и через мгновение Активист услышал глухой шум падения чего-то тяжелого. Он вспомнил, как Телескоп обвинял его во всех смертных грехах, и подумал, что очкарик, пожалуй, был прав.
100 
