98 
Он остановился, почти налетев на скучавшую у бровки тротуара яично-желтую «Волгу» с шашечками вдоль всего борта. Под лобовым стеклом такси тлел зеленый огонек, и Телескоп без раздумий рванул на себя дверцу.
– В центр, – коротко бросил он, падая на заднее сиденье.
Таксист запустил двигатель и тронулся с места.
У Телескопа не было определенного плана, он рассчитывал на слепое везение, истово веруя в то, что кто-то большой и сильный там, на самом верху, кровно заинтересован в его судьбе. Лет с семнадцати его не оставляло ощущение, что на его плече лежит невесомая, но очень сильная ладонь, дающая о себе знать только в минуты опасности и аккуратно обводящая вокруг самых глубоких ям, вырытых посреди дороги недоброжелателями. Ангел-хранитель не разменивался по мелочам: мелкие неприятности сыпались на Телескопа как из рога изобилия, но крупных он всегда счастливо избегал. Конечно, он был далек от того, чтобы уверовать в собственное бессмертие, но смерть была делом далеким и как бы не вполне обязательным. Именно благодаря этому Телескоп снискал в определенных кругах славу отчаянного храбреца, у которого, правда, не все в порядке с головой.
На Остоженке он велел таксисту остановиться и полез из машины.
– Э, приятель, а деньги? – вскинулся было таксист, но умолк, заглянув в черный зрачок револьверного дула.
– Извини, старик, – сказал Телескоп, – денег нет.
Может, одолжишь?
Таксист молча полез в карман и без звука отдал бешеному очкарику утреннюю выручку. Телескоп встопорщил пачку, на глаз прикидывая, сколько в ней денег, и сокрушенно покачал головой.
– Тяжелые времена, – сказал он. – Коррупция и развал экономики. Заработать деньги честным путем практически невозможно. Это все?
Таксист проглотил готовое сорваться с губ крепкое словцо, полез в другой карман и отдал вторую половину выручки.
– Мерси, – сказал Телескоп. – То, что спрятано в заднем проходе, оставь себе на чай. Терпеть не могу, когда деньги пахнут.
Он захлопнул дверцу и пошел по Остоженке, очень довольный собой. Ему казалось, что он большой и сильный, и теперь он почти жалел о том, что в свое время отказался от идеи приобрести ковбойские сапоги со скошенными каблуками из-за глупых комплексов и еще более глупых насмешек Активиста, считавшего ковбойские сапоги обувью людей, страдающих скрытым комплексом неполноценности. Теперь Телескоп был силен и широкоплеч, а его коричневые мокасины на стоптанной плоской подошве лишь портили безупречную в остальных своих деталях картину. Ни о каком комплексе неполноценности не могло быть и речи.
Наверное, им действительно руководил кто-то свыше, заинтересованный в том, чтобы события пошли именно так, а не иначе. Сам не зная зачем. Телескоп дошел до конца Остоженки, свернул на Гоголевский бульвар и прошагал его насквозь, распугивая жирных голубей и сдерживая острое желание пинками разогнать крутившихся под ногами ребятишек. Он не строил планы – он мечтал, с головой уйдя в сумеречный мир своих грез, где лилась кровь, бились на смятых простынях, визжа и царапаясь, а потом сдавались, широко раздвигая бедра, обнаженные красотки в капроновых чулках, и где-то на заднем плане непрерывно и басовито строчил крупнокалиберный пулемет, насквозь пробивая кирпичные стены и разрывая в клочья дергающиеся под ударами пуль тела.
Ноги сами привели его в небольшое кафе в двух шагах от Арбатских ворот. Телескоп сел за столик в углу и на секунду вынырнул из мира грез, чтобы сделать заказ и оглядеться.
Кафе только что открылось и было почти пустым. Сонная официантка приняла заказ на бутылку коньяку, двойной черный кофе без сахара и бифштекс с луком и неторопливо уплыла за перегородку, откуда доносились звон посуды и шипение жарящегося мяса. Неподалеку от стойки сидели трое в кожаных куртках, с виду безработные валютчики, пили водку под чебуреки со сметаной, много курили и что-то оживленно обсуждали, неосознанно подражая манере речи мелких урок. Телескоп коротко дернул щекой, изображая кривую презрительную улыбку, и отвернулся от этих ничтожеств. Веньямин, конечно, был полным кретином со своими наркотиками, своим бродяжничеством и своим незабвенным Адольфом, но в одном Телескоп склонен был полностью с ним согласиться: есть люди, которые просто не имеют права жить на свете, и таких людей, увы, очень много – подавляющее большинство.
Он тоже закурил в ожидании заказа. Официантка принесла коньяк, который не нужно было ни варить, ни жарить, и Телескоп сразу же выпил полную рюмку. Подумав, он налил снова и хлопнул вторую порцию, вместо закуски глубоко затянувшись сигаретой. В ушах приятно зашумело, стало тепло и уютно, и он ощутил настоятельную потребность излить перед кем-нибудь душу. Беда была лишь в том, что в этой забегаловке было решительно не с кем поговорить, но Телескоп знал, что это – дело времени. Еще рюмка, максимум две, и он будет счастлив побеседовать с истребителями чебуреков и наверняка объяснится в любви задастой и кривоногой официантке.
98 
