Дверь ему открыл брат. Он был бледен и всклокочен больше обычного, а на груди тельняшки красовались пятна томатного соуса. В квартире было сине от табачного дыма и сильно пахло подгоревшей пищей.
– Где она?! – трагическим шепотом завопил брат, хватая Виктора за грудки и встряхивая. – Где она, говори!
Виктор молча отцепил от себя его руки – по одной, как каких-нибудь гигантских клещей, – закрыл за собой дверь и, отстранив брата с дороги, вошел в квартиру, немедленно споткнувшись об отставшую половицу.
– А, чтоб тебя! – в сердцах сказал он. – Отец дома?
– Отец дома, – все с тем же трагическим надрывом сказал брат, – а вот матери нет!
– Ты заметил? – удивился Виктор. – Надо же!
– Не шути, – зашипел брат, – ты уже дошутился!
Вот они, твои бешеные деньги! Ты расхаживаешь в галстучке, как чертов распроклятый банкир, а маму похитили какие-то.., какие-то твои дружки!
– Заткнись, баба, – устало оборвал его Виктор. – Позови отца и ступай одеваться.
– Ты мне еще покомандуй, – тоном ниже сказал брат.
– Борис, кто пришел? – послышался из гостиной голос отца. Виктор без труда уловил в нем знакомые нотки.
– Давно запил? – тихо спросил он у брата.
– Со вчерашнего дня, – так же тихо и как-то очень безнадежно ответил брат. – Нам позвонили и сказали, чтобы мы не смели обращаться в милицию, если хотим увидеть ее живой. Еще они сказали, чтобы мы спросили у тебя, где она. Мы стали звонить тебе, но тебя не было…
В общем, он звонил-звонил, потом грохнул телефон о стену и пошел в гастроном.
– Узнаю Вождя краснокожих, – едва слышно произнес Активист. – Ладно, иди одевайся. И подбери сопли, мать в безопасности. Я все уладил. Сейчас поедем к ней.
Борис быстро-быстро закивал и скрылся в спальне.
– Борис, – снова донеслось из гостиной, – кто пришел?
Активист знал, что, выпив, отец может бесконечно повторять один и тот же вопрос, доводя окружающих до полного исступления. При этом ему было безразлично, отвечают ему или нет: он забывал ответ, как только его слышал. Поэтому Виктор шагнул вперед, остановился на пороге гостиной и сказал:
– Это я.
– А, – совершенно пьяным голосом сказал отец.
Виктор с болью отметил, как сильно он сдал со времени их последней встречи. – Ты… Гроза тугих кошельков. Экспроприатор. Камо, так тебя и не так… А кто пришел?
– Я пришел. Ты не хочешь прогуляться?
– Что я, совсем рехнулся? Разве что до магазина…
А где Борис?
– Одевается. Он хочет прогуляться.
– А где мать? Куда ее подевали твои коллеги?
– Они не мои коллеги. Мать в безопасности и ждет вас. Сейчас мы к ней поедем. Помочь тебе одеться?
– Глупости. Никуда я не поеду. Где ее носит? Мы тут с ума сходим от беспокойства, в дверь все время кто-то ломится.., воры какие-то…
– Кто к вам ломился? Когда? – встревожился Виктор.
– Да вот только что, минуту назад. Ты не видел, кто пришел?
Виктор закрыл глаза, секунду постоял так, снова открыл глаза и сказал:
– Кто-то ошибся этажом. На площадке темно, и лифт не работает.
Отец пожевал губами, глубокомысленно потер залысый лоб. Виктор заметил, что кожа у него на руках стала совсем старой, дряблой и покрылась стариковскими коричневыми пятнами.
– С-слушай, – медленно сказал отец, – ты не сбегаешь в магазин? Горючее кончилось, а этого дурака Бориса не дозовешься. К нему кто-то пришел, сидят в комнате…
Сбегай, а?
– Давай сбегаем вместе, – предложил Виктор. – Только по-быстрому, а то скоро закроется.
– Не закроется, он круглосуточный… И не надо пудрить мне мозги, я никуда не собираюсь ехать.
Виктор обессиленно привалился плечом к дверному косяку и вынул из кармана сигареты.
– И не кури здесь, – сказал отец. – Ты знаешь, что мать не переносит табачного дыма.
Виктор красноречиво посмотрел на стоявшую перед ним до отказа набитую пепельницу, но промолчал и убрал сигареты.
– Надо ехать, отец, – тихо сказал он. – Надо, понимаешь? Вас убьют.
– Подумаешь, – сказал Вождь краснокожих, глядя в окно. Серая от пыли тюлевая занавеска на окне оборвалась и косо свисала до самого пола, придавая комнате разоренный вид.
– А что будет делать мама? – спросил Виктор. – Что я ей скажу?
– Об этом надо было думать раньше, – ответил у него за спиной Борис. – Гораздо раньше. Но тогда тебя почему-то не волновало, что ты ей скажешь.
– Послушайте, – обратился к обоим Виктор, чувствуя, как от невыносимого напряжения начинает раскалываться голова. – Пусть. Хорошо. Вы двое во всем правы, а я кругом не прав – пусть, не спорю. Мне некогда спорить, поэтому пусть будет так, если вам от этого легче. Но вы же взрослые люди, вы же мужчины, в конце концов! Неужели вы не можете понять, что иногда все ваши принципы, лозунги, обиды и слова – просто пустой звук? Бывает, они что-то значат, и бывают, наверное, ситуации, в которых без них просто не обойтись, но сейчас не тот случай. Сейчас все просто: прячься или умри. Не станете же вы читать правила дорожного движения грузовику, который вот-вот вас переедет?