Пятый обгладывал кость, с интересом прислушиваясь к спору.
— Ну что вы заладили: чье, чье… — уже откровенно раздраженным тоном сказал Колдун. — Какая вам разница? Ведь вы же ее все равно не знали!
Наступила мгновенная звенящая тишина, в которой было слышно только тихое потрескивание свечей.
Потом что-то с глухим стуком упало на ковер. Это была выскользнувшая из жирной ладони Пятого кость.
Училка медленно встала, и одновременно с ней, так же медленно, словно во сне или под водой, встал Пятый. Училка открыла рот, чтобы что-то произнести, но Пятый ее опередил.
— Это хохма такая, да? — спросил он не своим, каким-то дребезжащим, надтреснутым голосом. — Типа, по приколу?
Если Козинцев и собирался ответить, то он просто не успел этого сделать. Пятый вдруг издал грубый утробный звук, выкатил глаза, надул щеки, изо всех сил прижал обе ладони ко рту и пулей выскочил из комнаты. До туалета он не добежал, и в гнетущей тишине присутствующие вынуждены были слушать, как его выворачивало наизнанку в коридоре.
Тюха сидел как обухом ударенный, не зная, как быть, и ровным счетом ничего не чувствуя. ЯХП опять нерешительно кашлянул в кулак, тоже, видимо, надеясь, что это просто неудачная шутка. Отморозов глупо хлопал белесыми ресницами за толстыми линзами очков и явно до сих пор ничего не понимал. Зато Училка, похоже, все отлично поняла и ни капельки не испугалась. Она стояла прямая, как железный лом, и непоколебимая, как памятник Минину и Пожарскому.
— Человечина, — сказала она без вопросительной интонации.
— Ну не свинина же, — хихикнув, подтвердил Козинцев. — По ту сторону добра и зла, вы помните?
В следующую секунду началось столпотворение. Кто-то перевернул столик, на котором стоял деревянный истукан. Черные свечи упали на пушистый ковер, но, к счастью, сразу же погасли. Отморозов и ЯХП попытались одновременно проскочить в дверь, запутались в портьере, застряли, с треском сорвали портьеру и, толкаясь, вывалились в прихожую. Это выглядело бы довольно комично, если бы не было так страшно.
Тюха не помнил, как очутился в прихожей.
Здесь горел свет, из открытой настежь входной двери тянуло запахами сырого цемента и кошек. Сквозняк шевелил бордовые драпировки на стенах. Колдун стоял в дверях гостиной, по-прежнему держа в руках серебряное блюдо с мясом. Он улыбался.
Тюха понимал, что надо уходить и чем скорее, тем лучше, но что-то не пускало его. Он все еще не мог оправиться от удара. Мечта сделаться умным, сильным и значительным потускнела и облезла, на глазах превратившись в полную чепуху. Хуже всего было то, что старухи на скамейках оказались правы: Колдун все-таки был никаким не колдуном, а сумасшедшим придурком, который убивал и ел людей и наконец обалдел окончательно и стал угощать человечиной гостей. Это было все равно, что застать свою мать трахающейся с перемазанным навозной жижей племенным хряком. Нужно было что-то сказать, или сделать, или…
— Пошел, пошел, — училка, которая, оказывается, тоже еще не ушла, твердо схватила Тюху за локоть и с неожиданной силой толкнула его к дверям. — Убирайся отсюда, нечего тебе здесь делать. Тюха послушно убрался, забыв про лифт. Когда грохот его каблуков стих внизу, Анна Александровна Сивакова твердо посмотрела Козинцеву в глаза, но увидела лишь непроницаемые темные линзы и отвратительную ухмылку сытого тигра.
— Ну вот и все, мразь, — с ненавистью сказала она.
Козинцев хихикнул.
— Да, Анна Александровна, — сказал он, — вот и все.
Сивакова вышла из логова каннибала, сильно хлопнув дверью, и сразу же позвонила в соседнюю квартиру.
— Простите, — сказала она открывшему дверь мужчине, — вы не позволите мне воспользоваться вашим телефоном? Необходимо срочно вызвать милицию.
Уже набирая 02, она вдруг сообразила, что Козинцев назвал ее настоящим именем, и ее с головы до ног окатила ледяная волна запоздалого ужаса.
* * *
Сивакова дозвонилась первой. Через две минуты после ее сообщения на пульт службы «02» поступил звонок Альберта Эммануиловича Морозова, а еще через десять минут из уличного автомата позвонил запыхавшийся гражданин, который подтвердил поступившую информацию, через каждые два слова повторяя: «Я хотел бы понять…» Непонятливого гражданина звали Игорем Владимировичем Запольским, и он безнадежно опоздал со своим звонком: в то время, как он разговаривал с оператором, милицейский наряд уже грохотал сапогами по лестнице дома, в котором жил Козинцев.