— Только постарайся обойтись без этих ментовских штучек, — не оборачиваясь, попросил Мещеряков. — Убит при попытке к бегству и все такое прочее… Не в моей машине, ладно?
— Обижаешь, — сказал Сорокин.
— В самом деле, — поддержал его арестованный, — какое еще бегство? Я же инвалид, вы что, не видите?
Машина тронулась.
— Обратите внимание, — снова заговорил Козинцев, — какой чудесный вечер! Я, знаете ли, обожаю гулять после наступления темноты. Обычно я прогуливаюсь пешком, но на машине тоже неплохо, учитывая мою хромоту. Посмотрите, какое небо! Здесь, вдали от шумного центра, можно даже увидеть звезды! Вы замечали, что в центре звезды не видны?
— Да, — неожиданно для Мещерякова согласился Сорокин. — Я как раз сегодня обратил внимание.
— Вы делаете успехи, полковник, — похвалил его Козинцев. — Кстати, я не представился присутствующим. Козинцев Ярослав Велемирович, можно просто Слава. А кто эта угрюмая личность на переднем сиденье? Вы не знаете, как его зовут? Впрочем, молчите. Я ведь могу и сам догадаться. Возможности белой магии не так велики, как черной, — сами понимаете, слишком много ограничений, устаревших этических норм и так далее, — но кое-что сделать можно. Хотите, я попробую?
— Лучше не надо, — сказал Сорокин.
— А жаль. Мне кажется, ваш сердитый приятель — очень любопытная фигура. Такой молчаливый, скрытный, прямо как профессиональный разведчик.
Водитель снова хрюкнул.
— Ладно, — сказал Козинцев, — белой магии вы не хотите, черной не хочу я сам, разговор у нас не клеится… Тогда стихи!
— Опять? — уныло спросил Сорокин.
— Да! Слушайте. «Мы побочные дети судьбы, мы росли на задворках казармы. Мы рабы неискупленной кармы, мы чужих прегрешений рабы». Класс, правда? Безграмотный бред, полная белиберда, зато сколько чувства!
— О господи! — воскликнул Сорокин. Козинцев хихикнул.
— Не сердитесь, — попросил он. — Может быть, это моя последняя возможность пообщаться с культурными людьми. Может быть, завтра мне на голову наденут мешок, выведут в тюремный двор и дадут команду «пли!»…
— В наше время все происходит немного иначе, — возразил Сорокин. — И вообще, вряд ли вас расстреляют. Хотя, на мой взгляд, стоило бы.
— Но за что?! — искренне возмутился Козинцев. — Ведь вы же умный человек, вы должны понимать, что я невиновен!
— Бросьте, — глядя в окно, устало сказал Сорокин. — Вас же взяли буквально с поличным.
— С каким еще поличным! Ведь ясно же, что эту гадость ко мне в холодильник просто подбросили!
— Кому ясно? — спросил Сорокин, и Козинцев увял.
— Да, — сказал он после минутного раздумья, — действительно… Все улики указывают на меня. Послушайте, неужели это действительно я убил всех этих людей? Какой кошмар! Какой ужас!
Он охватил косматую голову когтистыми ладонями и начал раскачиваться из стороны в сторону, как человек, одолеваемый нестерпимой зубной болью.
— Хватит, — с отвращением в голосе сказал ему Сорокин, и Козинцев послушно угомонился.
«С ума сойти, — подумал Мещеряков, закуривая сигарету и опуская оконное стекло. — Ну и работа у этого Сорокина! А ведь он получает меньше, чем я. Да ему надо платить золотыми слитками! Каждый день общаться с подонками, с мразью, с откровенными психами и при этом внешне оставаться нормальным человеком — да это же черт знает какой подвиг! Это тебе не потенциальный противник, с которым приходится иметь дело нашей конторе…»
Задумавшись, он перестал следить за дорогой и очнулся только тогда, когда машина свернула в какую-то арку и остановилась.
— Мерси, — сказал водителю Сорокин. — Выходим, задержанный. Ты с нами или как? — обратился он к Мещерякову.
Мещеряков недоуменно огляделся по сторонам. Вокруг было темно, и в темноте горели редкие окна.
Фары «Волги» освещали щербатый асфальт, край тротуара и какие-то лохматые кусты.
— Что за черт? — спросил он. — Это же не Петровка. Куда это мы приехали?
— Темно, как у негра в ухе. Опять лампочка перегорела, — недовольно проворчал Козинцев, выбираясь из машины. — И выпить наверняка нечего…
— Я слетаю, — с готовностью предложил водитель.
— Стоп, — сказал Мещеряков. — Куда это ты слетаешь? Что тут происходит?
— Ну хватит, Андрей, — не своим, каким-то подозрительно знакомым голосом сказал задержанный Козинцев. — Это уже не смешно.