Особенно,... 
27 
– Он восстановится.
– О, господи! Так сессия же еще не началась!
– Его не допустили.
– Это плохо. Но, мама, пятьсот тысяч?! Это где ж такие расценки за откос от армии?
– Так сказал Костик, и я ему верю!
– А я нет.
– Катя! Тебе что, для брата денег жалко?!
– Мне себя жалко. Тебя. Папу. Костик-то нигде не пропадет, даже в армии.
– Не смей даже думать об этом!
– А тебе никогда не приходила в голову мысль, что армия для Костика не самый худший вариант? Может, ему проще отслужить год?
Мама аж в лице переменилась. Замахала руками, вся затряслась, и в голосе появились слезы:
– Что ты, что ты! Армия – это же смерть! Там дедовщина, ужасное питание, телесные наказания! Костик этого не переживет! Я не хочу потерять единственного сына!
«А как же я? – вертелось у Кати на языке. – Ведь я же лучше, лучше собаки!» Но тут мама заплакала.
– У меня плохие анализы, – услышала Катя. – Я вчера была в больнице... Еще одна операция... Я не переживу...
– Почему же ты сразу не сказала?! У тебя что, обострение?!
– Пока еще ничего не ясно, – всхлипнула Елена Николаевна. – Надо обследоваться. И потом: Костик. Он мое все, понимаешь? Если с ним что-то случится... – по ее лицу потекли слезы.
– Да. Не волнуйся: деньги будут. Я заплачу за Костика и устрою тебя в хорошую клинику, где проведут полное обследование. Возможно, что и не понадобится никакой операции. Костик останется с тобой, и твои анализы придут в норму. Все будет хорошо, – машинально добавила Катя.
– Это последние деньги, – сбивчиво заговорила мама. – Больше его не потревожат. Ему придумают какую-нибудь болезнь, и он навсегда избавится от этого кошмара. От армии.
– Надеюсь, не шизофрению? – усмехнулась она.
– Не шути так. Катя, я знаю, что несправедлива к тебе. Да, я люблю Костика чуть больше. Но ты ведь сильная. Я уверена, что ты справишься со всем, что бы ни случилось. А он... Он такой...
– Он такой, какой есть, – жестко сказала она. – Успокойся: не пойдет в армию твой драгоценный Костик. Никто не будет его бить, унижать, кормить отбросами. Я же сказала: я все устрою.
– Катенька, ты – святая! Я знала, что ты мне не откажешь!
– Это все? Или случилось еще что-нибудь, пока меня не было?
– Вроде бы все.
– Тася трезвая?
– Конечно, трезвая! – горячо заговорила мама. – Но ты к ней не заходи, она спит. Устала очень, – и отвела глаза.
«Значит, пьяная. Итак, итог этого замечательного дня: Костика отчислили из института, у мамы плохие анализы, а Тася напилась. Картина маслом. И что ты будешь делать, Екатерина Алексеевна? Ты делаешь все, чтобы заткнуть эту дыру. С мамой еще ничего не ясно, это плюс. Тасе завтра надо устроить выволочку. Это минус, об этом тут же узнает весь поселок, и «Забаве» будет забавно, ну и пусть. Пусть я прослыву злой скандальной бабой, кровопийцей-эксплуататоршей, зато у меня в доме наконец-то будет порядок. Костик... С Костиком надо поговорить серьезно. Но все это завтра. Сегодня я слишком устала»
– Идем спать, мама.
– Да, да. Спать.
Они вместе поднялись по лестнице на второй этаж, где были комнаты ее и брата. Родители спали на первом этаже, но мама почему-то решила ее проводить.
– Я так тебе благодарна, дочка... Что ты обо мне заботишься... Дай я тебя поцелую, – она коснулась губами Катиной щеки. От нее пахло детством, немножко ванилью, капельку ландышами и еще каким-то особым материнским теплом. Катя почувствовала, что глаза стали влажными. Мама ее любит.
– Спокойной ночи, мама.
– Спокойной ночи. Я тоже иду спать.
Катя закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и какое-то время стояла с закрытыми глазами, чтобы сохранить подольше материнское тепло и этот волшебный запах. Потом услышала, как скрипнула соседняя дверь.
Она вздрогнула и открыла глаза. Размягчившаяся было душа опять очерствела. Ее обманули. «Мой брат – сволочь! – с ненавистью подумала она. – Послал вместо себя мать, зная, что я не смогу ей отказать. А сам сидел, ждал. Теперь она побежала ему докладывать. Мне надо было его лупить в детстве, а не отдавать ему свои конфеты. А теперь... Теперь я получаю то, что заслужила. Да, он не курит, не пьет, не употребляет наркотики, не проигрывает деньги в карты. Но он все равно редкая дрянь! Надеюсь, что «дядя Боря» все устроит. Денег мне ждать больше неоткуда...»
* * *
С самого раннего детства Валерия Громова все почему-то называли Валей. Валя Громов. А за глаза даже Валенком. Обидно. Есть хорошее мужское имя: Валентин. Но ведь это далеко не то же самое, что Валерий. Валерий Громов звучит мужественно и красиво, в то время как Валя Громов не очень.
27 
