ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>

Долгий путь к счастью

Очень интересно >>>>>

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>




  90  

Я не увидела в группе Билла и продолжила свой путь — мимо каких-то скамеек, мимо фонтана. С дальней стороны больницы росла кедровая роща, где там и сям на траве сидело несколько человек, несомненно пациентов — тех, что с пропусками, достаточно здоровых, чтобы их на время освобождали от строгого надзора.

Среди них был Билл Лундборг, в своих обычных брюках не по размеру и рубашке. Он сидел у основания дерева, поглощенный чем-то, что держал в руках.

Я медленно и бесшумно приблизилась к нему. Он не отрывался, пока я не подошла к нему почти вплотную. Вдруг, почувствовав мое присутствие, он поднял голову.

— Привет Билл, — сказала я.

— Эйнджел, посмотри, что я нашел.

Я присела посмотреть. Он нашел россыпь грибов, росших у основания дерева: белые грибы с — я обнаружила, когда отломала один, — розовыми гимениальными пластинками. Безвредные — грибы с розовыми и коричневыми пластинками в основном не ядовитые. Избегать нужно грибов с белыми, потому что зачастую это поганки, вроде мухомора вонючего.

— И что это?

— Он растет здесь, — ответствовал Билл в изумлении. — То, что я искал в Израиле. За которым я поехал так далеко. Это vita verna, который Плиний Старший упоминает в «Естественной истории». Забыл, в какой книге. — Он захихикал в той привычной добродушной манере, что была так хорошо мне знакома. — Наверное, в Восьмой. Этот точно соответствует описанию.

— По мне, так это обычный съедобный гриб, который можно увидеть в это время года повсюду.

— Это энохи, — настаивал Билл.

— Билл… — начала я.

— Тим, — поправил он машинально.

— Билл, я ухожу. Доктор Гриби говорит, что я разрушила твой разум. Мне жаль. — Я поднялась.

— Нет, ты не делала этого. Но жаль, что ты не поехала со мной в Израиль. Ты совершила большую ошибку, Эйнджел, и я сказал тебе это тем вечером в китайском ресторане. Теперь ты заперта в своем обычном образе мышления навсегда.

— И мне никак не измениться? — спросила я.

Бесхитростно улыбнувшись мне, Билл ответил:

— Меня это не заботит. У меня есть то, что я хочу. У меня есть это. — Он осторожно протянул мне сорванный гриб, обыкновенный безвредный гриб. — Это мое тело, — объявил он, — и это моя кровь. Ешь, пей и обретешь ты жизнь вечную.

Я наклонилась и сказала, прямо ему в ухо, чтобы только он слышал меня:

— Я буду бороться, чтобы ты снова был в порядке, Билл Лундборг. Чинил автомобили, красил их и занимался другими реальными вещами. Я увижу тебя, каким ты был. Я не сдамся. Ты снова вспомнишь землю. Ты слышишь меня? Ты понимаешь?

Билл, не глядя на меня, прошептал:

— «Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь; Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую…»

— Нет, ты человек, который красит автомобили и чинит коробки передач, и я заставлю тебя вспомнить это. Настанет время, когда ты покинешь эту больницу. Я буду ждать тебя, Билл Лундборг.

Я поцеловала его в висок. Он поднял руку утереться, как ребенок вытирает поцелуй, рассеянно, без всякого намерения или осмысления.

— «Я есмь воскресение и жизнь».

— Увидимся снова, Билл, — сказала я и пошла прочь.


B следующий раз, когда я была на семинаре Эдгара Бэрфута, он заметил отсутствие Билла и после лекции спросил меня о нем.

— Снова под наблюдением, — ответила я.

— Пойдем со мной.

Бэрфут повел меня из лекционной комнаты в гостиную. Я никогда не была там прежде и не без удивления обнаружила, что его вкусы тяготеют к искусственно состаренному дубу, нежели к восточному стилю. Он поставил пластинку с игрой на кото, которую я узнала — это моя работа — как редкую пластинку Кимио Ето фирмы «Уорлд-Пасифик». Это издание, отпечатанное в конце пятидесятых для коллекционера стоит многого. Играла «Midori No Аsа», которую Ето сочинил сам. Она очень красива, но звучит совсем не по-японски.

— Я дам вам пятнадцать долларов за эту пластинку, — предложила я.

— Я перепишу ее на кассету для тебя.

— Я хочу пластинку. Саму пластинку. У меня то и дело ее спрашивают. — А сама подумала: и не говори мне, что красота в музыке. Для коллекционеров ценность заключается в самой пластинке. Это не тот вопрос, по которому можно спорить. Я знаю пластинки: это мой бизнес.

— Кофе? — предложил Бэрфут.

Я согласилась на чашечку кофе, и мы вместе с Бэрфутом стали слушать величайшего живого исполнителя на кото.

  90