— Собственно, я больше ничего не хотел добавить ко всему вышесказанному.
— Вы меня отпускаете? Как это мило! Пойду, займусь тем, что было изначально обещано: отдыхом.
— А что с братом?
— Тоже торопитесь? Подождите пару дней, Саша. Или невмоготу?
Иванов-младший зыркнул на Алексея, как на заклятого врага. Тот невольно поежился и подумал:
«А глаза-то у него, как у двоюродного братца! Решительные глаза. Тоже волчонок подрастает, только часа своего дожидается. А с виду такой милый, такой вежливый!»
Он пошел в свой номер. Саша уже оделась сама, подготовила к походу Сережку и теперь ворчала на Алексея:
— Где ты ходишь? Мы уже вспотели, тебя дожидаясь!
— Ну и шли бы без меня.
— Нет, Лешечка. Я тебя дома редко вижу, хочу хоть здесь насмотреться.
— Я так и слышу команду «к ноге». Шаг вправо, шаг влево — карается расстрелом?
— Леша, не злись. Мы просто по тебе скучаем.
— Ладно, потащусь с вами, так и быть. Между прочим, мне смертельно не нравятся лыжи, но это, похоже, мало кого интересует.
— Не ворчи, хоть воздухом подышишь!
— А то мне воздуха на работе не хватает! Сижу целыми днями в кабинете и думаю: как бы где-нибудь подышать?
Саша не стала слушать дальше, вытолкала мужа за дверь, закрыла ее на ключ, а ключ положила в карман. Леонидов понял, что пути к отступлению отрезаны и поплелся на лыжную базу.
Там их уже ждали Барышевы. Причем, Серега тоже заворчал: «Ну, где ты ходишь! Лыжи не достанутся!» Для Алексея блеснул луч надежды. Увы! Народу привалило порядочно, но инвентаря хватило всем.
Больше всех, конечно, не повезло Сереге Барышеву: он долго не мог влезть ни в одни ботинки, да и лыж по росту не находилось. Для Алексея же быстро нашлось все необходимое.
— Вот что значит — среднестатистическое, -сказал он Барышеву, напяливая ботинки сорок второго размера.
Женщины и ребенок тоже были охвачены. Наконец, Серега экипировался. Маленькая кавалькада выстроилась на опушке леса, надевая лыжи и разбирая палки. Лыжня была слегка присыпана снегом. Серега Барышев встал на нее первым и пошел к лесу, уминая снег. Анечка и Саша двинулись следом. Леонидов пропустил вперед Сережку и пошел замыкающим, готовясь вылавливать из снега упавших, если таковые свалятся ему под ноги.
«И здесь приходится работать службой спасения, — мысленно возмущался он. — Ну почему такая несправедливость: даже когда все отдыхают и наслаждаются жизнью, я исполняю свой долг? Причем все время кому-то обязан: на работе начальству, дома жене, и не то чтобы не люблю жену или работу. Все в принципе устраивает, кроме одного: когда я что-то сделаю для себя? Калачев вчера был прав. Поезда уходят, а такие дураки, как я, остаются на запасных путях. С чемоданами, полными д…»
Тут Сережка действительно шлепнулся. Прямо ему под ноги. Алексей прервал свои размышления, выловил его из сугроба, встряхнул, поставил обратно на лыжню и почувствовал, что замерзает.
— Эй, Александра! Сашка! — отчаянно закричал он.
— Чего тебе? — слегка притормозила жена и обернулась.
— 3-з-замерз-з-з… Дай хоть прокатиться с ветерком!
— А ты умеешь?
— Брысь с дороги!
Саша сошла с лыжни, пропустив его и Сережку. Леонидов набрал в грудь побольше воздуха, мощно оттолкнулся палками и рванулся догонять Барышева. Анечка ойкнула и отошла в сторонку. Далеко впереди викинг взбивал добытым лыжным инвентарем сугробы, словно яичные белки. По обе стороны клубилась снежная пыль.
— Барышев, лыжню! — заорал он.
Тот недоуменно обернулся:
— Чей это писк раздается? Я тебе сейчас покажу лыжню! — и наддал, работая палками. Леонидов рванулся за ним. Было уже не то что не холодно, а пар валил изо рта, захотелось даже сбросить с себя половину одежды. С кончика носа капал пот.
— Серега, хватит! — взмолился он. — Дай хоть на елочки посмотреть!
— В здоровом теле оно, знаешь, как здорово живется! — не оглядываясь, выкрикнул Барышев, по-прежнему тараня лыжню.
— Я хочу удовольствие получить, а не на разряд сдать.
— Не сдал еще до сих пор, тунеядец?
— Иди ты, — Леонидов устал препираться и сбавил ход, дожидаясь женщин. Удовольствие от спорта Серега получать не умеет. Его только секунды интересуют. И очки. Нет, чтобы на елочки посмотреть!
Елочки вокруг, действительно, были красивые. Их слегка присыпал снежок, так что хвоя на его фоне казалась бархатной, и тишина вокруг была такая, что любое сказанное слово звенело, словно в хрустальном кубке. Алексей замер, наслаждаясь. Тени на снегу здесь, среди густых елей, казались сиреневыми, редкие березы застыли в неподвижном ледяном сне. Он вздохнул: