Оцепенев от бестактной полицейской формулировки, Миллер еле выдавил из себя:
— Кого вы имеете в виду, говоря о «моих людях»?
— Сэр, я не намерен праздно препираться с вами. Под «вашими людьми» я имею в виду ваших людей, и точка, — глядя на Миллера беспощадными глазами, отчеканил Каммингс.
— Мистер Каммингс, вы забываете, что я — представитель великой державы… — начал, задыхаясь от гнева, Миллер. — Министерство иностранных дел…
— Господин генерал, — не затрудняя себя особой вежливостью, перебил полицейский, — мы, полицейские, не занимаемся политикой. Должен констатировать, что белые офицеры ведут себя здесь, как дикари, хотя, может быть, в этом виноваты большевики. Должен вас огорчить, но ничего подобного я не могу сказать про русских, которые служат в советских миссиях, учреждениях и делегациях!
Миллер сказал почти жалобно:
— Но в чем ваши претензии, господин инспектор?
— Мы долго терпели всякие безобразия со стороны ваших эмигрантов и старались ничего не замечать, пока они ограничивались незаконными махинациями, торговлей своими женами и дочерьми, воровством, мошенничеством, валютными спекуляциями, мелким разбоем и организованными хищениями, — невозмутимо перечислил Каммингс.
— А что же еще? — пролепетал Миллер.
Инспектор сказал насмешливо:
— Вчера они пошли гораздо дальше. Один из ваших людей совершил налет на контору «Закупсбыт Лимитед» и застрелил молодую женщину, дочь видного эмигрантского деятеля, профессора Яблочкина…
Миллер побагровел:
— Я протестую! Как вы смеете утверждать, что это был один из моих людей?!
Полицейский и бровью не повел.
— Господин генерал, я должен вас предупредить, что согласно законам Великобритании, все, сказанное вами сейчас, на суде может быть использовано против вас! Поймите, сэр, я говорю с вами в настоящий момент неофициально… И советую вам оставить протесты при себе.
— Но что же делать?
Англичанин пожал плечами:
— Надо сказать: «Не знаю». Иначе, когда мы его найдем, ваше дело будет совсем плохо…
— Но я действительно ничего не знаю! — испуганно, растерянно пробормотал Миллер.
Инспектор Каммингс посмотрел на него оценивающим взглядом старого сыщика и усмехнулся:
— Мы не знаем пока его имени и не знаем, где он скрывается. Но приметы известны, и по этим приметам мы его найдем. Королевским судьей уже подписан указ о заключении его в тюрьму, и по английским законам каждый, кому что-то известно о скрывающемся преступнике, обязан сообщить об этом властям. Вас это тоже касается…
Миллер смущенно развел руками:
— Я ничего не знаю…
— Подумайте, подумайте, господин генерал, и позвольте откланяться…
Инспектор четко повернулся и направился к дверям. Миллер неуверенным шагом проводил его и потерянно побрел в свой кабинет. Тихо повторяя: «Боже мой, боже мой, за что все это?», он вошел в заднюю комнату за кабинетом.
Там, в обществе Марушевского, обедал Севрюков. Он жадно хватал пищу руками, чавкал, с бульканьем пил.
И Марушевский, и Севрюков одновременно повернулись к Миллеру:
— Что?!
Миллер тяжело опустился в кресло.
— Вы, Севрюков, идиот. Оказывается, вы неслыханный, бесповоротный идиот…
Марушевский мрачно усмехнулся:
— Разве вы не были знакомы раньше?
Миллер повернулся к бывшему прапорщику:
— Скажите, Севрюков, зачем вы убили эту женщину? Мы вам разве велели кого-нибудь убивать в «Закупсбыте»?
Севрюков отодвинул пустую тарелку, погладил брюхо, сыто отрыгнул:
— Вы мне велели их припугнуть как следует…
— И вы для этого застрелили девку? — устрашающе выкатил глаза Миллер.
Севрюков достал из кармана зубочистку, протер ее носовым платком, поковырялся во рту.
— А вы думаете, ее лучше было бы повесить? — невозмутимо осведомился он.
— Вы что, Севрюков, не в своем уме? — покрутил у виска пальцем Миллер. — Здесь Англия, вы понимаете — Ан-гли-я! — а не Мезень, где вы могли вешать и стрелять, сколько душе было угодно.
— Это вы не в своем уме! — вскочил со стула Севрюков. — Вы тут от сытости и спокоя последнего умишка лишились!
— Севрюков! — предостерегающе крикнул Марушевский.
— Что «Севрюков»? — окрысился каратель. — Это в Мезени я бы ее просто плетью отстегал, а здесь, чтобы напугать, надо у-бить. У-бить! Уби-ить! Больше этих мерзавцев ничем и никогда не вразумишь!..