Последние отзывы

  51  

Дверь захлопнулась. Лупин приставил к ней для надежности еще и тяжелый сундук и начал осматривать дочь. Прижался ухом к груди, слушая по-сумасшедшему бьющееся сердце. Белое тело девушки полыхало, а когда она судорожно хватала ртом воздух, в груди у нее начинало хрипеть.

В дверь постучали. Лупин вздрогнул и торопливо накинул на Марьянку меховой полог.

– Что ты там с Борькой делаешь? – в отчаянии кричал из-за закрытых дверей Машков. – Я не слышу…

– А мне что, петь прикажешь, идиот? – тоже раскричался Лупин.

– Ты осмотрел мальчишку?

– Нет, я с ним тут в бирюльки играю! – проворчал Александр Григорьевич.

Машков чертыхнулся, прибавил еще пару выражений покрепче, за которые доброго христианина ждет геенна огненная, и забарабанил в дверь кулаками.

– Ежели он умрет, я тебя убью!

– Опоздаешь, Ваня! – всерьез отозвался Лупин. – Я сам на себя руки наложу!

Казалось, перебранка Машкова с отцом девушки совершила чудо – Марьянка пришла в себя. Она чуть приподняла голову, взгляд девушки вновь стал осмысленным.

– Опять лаетесь… – слабо прошептала Марьяна. Лупин вздрогнул, бросился перед ложем дочери на колени и обнял девушку. Прижал горящее тело Марьянки к себе, моля Бога лишь об одном, пусть позволит ему жар недужный на себя оттянуть…

– Тебе больно? – наконец, спросил он. Удивляясь тому, как вообще говорить не разучился.

– Нет… – она попыталась улыбнуться, но закашлялась надсадно. – Пить хочу, папенька. Я бы сейчас озеро, верно, выпила…

Подав брусничного взвару, Лупин поглядел на нее нежно, схватил суму и начал доставать пузырьки с мазями, порошками, салом барсучьим, воняющим просто омерзительно. Все то, что сгодится лошадям, если они простынут.

– Папенька, холодно мне… – внезапно прошептала Марьянка. Она пылала, а тело сотрясал озноб. Лупин прикрыл ее еще одним меховым одеялом и бросился к дверям.

– Мне нужен кипяток и вода холодная! – крикнул он. – И полотенца побольше, чтоб человека замотать. Да побыстрее вы там, мухи сонные!

– Уже лечу! – Лупин услышал, как Машков с силой толкнул лекарей. За дверью загомонили, забегали.

– Я сейчас к вам войду! – крикнул Машков.

– Только нос сунешь, прирежу! – спокойно пообещал Лупин.

Еще никогда казаки так не торопились, как в тот день. Прошло всего ничего времени, а Машков вновь барабанил в дверь.

– Батя, воду я принес! Ляксандра Григорьевич, хоть глазком одним дозволь взглянуть…

– Прочь пошел! – Лупин отодвинул в сторону сундук, открыл дверь и занес два ведра в палаты. От одного ведра вовсю шел горячий пар. Ермак тащил груду льняных тряпиц.

– Как лечить-то будешь? – спросил атаман. В отличие от Машкова, который вел себя, как сущий безумец, он старался держаться спокойно.

Для казачьего атамана Ермака Тимофеевича судьба была тем властелином, с которым простому человеку не поспоришь. Можно быть вольным, как орел в поднебесье… Но в один из дней оборвется нить судьбы и все равно придет конец.

– Не могу сказать, – закрыл Лупин дверь перед носом атамана. – Сейчас битва начнется, в которой ты, Ермак, мне не помощник!

Весь день и всю ночь просидел Лупин у постели Марьянки, обматывая тело девушки горячими полотенцами, а к щекам холодные компрессы прикладывая, чтоб оттянуть жар.

Машков и Ермак приносили все новые ведра с водой, а вечером Ермак отправил на казнь остяков, тех самых возниц, что заманили их отряд в ловушку.

К ночи прибежал Вакула Васильевич.

– Умер, поди? – спросил он Машкова, уныло сидевшего на лавке подле закрытой двери в ожидании новых распоряжений Лупина. – Отпевать парня, что ль?

– Я сейчас тебе, заразе, всю бороду повыщиплю! – рявкнул Машков. – Ступай спать, длиннорясый!

Поп всплеснул руками, осенил голову Машкова крестом, а затем пребольно саданул казака кулаком по лбу.

– Дурак ты, Ваня! – спокойно произнес он, когда Машков поднялся с пола. – Мне раб Божий Александр надобен.

– Он Борьку выхаживает, али не понимаешь?!

– И все-таки надобен он мне! – Вакула сжал кулаки. – Он – служка церковный, али нет? Он кому послушен, мне или тебе? Борька-то все равно не жилец!

То, что сделал Машков, было равносильно казни на костре: он схватил попа за нос, оттягал как следует и пинками выгнал его прочь из дома, пинками ж да тычками прогнал по морозу в церковь. А на прощание, хоть и поминал отец Вакула всех святых с матерями их вкупе, отвесил звонкий подзатыльник.

  51