— Хотелось бы знать подробности, — кивнул Воронов. — Я, например, не в курсе.
— А я все знаю со слов Люськи, — сказал Сивко. — Может, в кабинет пройдем?
— Миша, ты не возражаешь? — с улыбкой спросил Дмитрий Александрович.
— Не возражаю! — А что ему оставалось?
— Тогда идем?
Он в последний раз оглядел место происшествия. Ну и как теперь это объяснить милиции, когда она прибудет? Кровать, на которой лежит труп, сдвинута, его положение тоже изменилось, на рукояти «ТТ» и на курке его отпечатки пальцев, сам пистолет валяется черт знает где. В комнате бардак, следы драки, на ковре кровавое пятно: Сивко сплевывал слюну из разбитого рта. В общем, полный бардак. Его свидетельские показания против показаний Сивко. Да еще и Воронов примет сторону приятеля. Наверняка. Если тот докажет, что у Елизавет Петровны был мотив. А вид у Сивко решительный.
Не похоже, что они в сговоре. Они не могут быть в сговоре. Это случайность. И неужели же она и в самом деле застрелилась? Поди теперь, докажи обратное!
— Ты идешь, Михаил?
Он нехотя вышел из комнаты, и Дмитрий Александрович аккуратно прикрыл за ним дверь. Интересно, почему еще не приехала милиция? И о чем думает Гарик, черт его возьми?!!
Ликер
— Мне надо выпить, — хрипло сказал Сивко, усаживаясь в кресло. Вид у него был помятый, из разбитой губы все еще сочилась кровь.
— Что так, Федя? Трубы горят? — с иронией спросил Воронов.
— Нервы ни к черту.
— У всех нервы.
— Жалко тебе, что ли? Вели водки принести.
— Кому велеть? — в упор посмотрел на него Дмитрий Александрович.
— Где этот твой… Фриц? — поморщился Сивко.
— Зигмунд? Я его запер в кладовке. А ключ при мне. — Дмитрий Александрович похлопал по карману брюк.
— Запер? Почему запер? — оторопел Сивко.
— У Михаила спроси.
— Я подумал, что Зигмунд столкнул Таранова с башни, — поспешил пояснить он.
— Почему?
— Они довольно-таки напряженно выясняли отношения за два часа до этого. И договорились встретиться у лестницы, ведущей на смотровую башню. Таранов переспал с Никой, а потом ее бросил. Отец, понятное дело, на него разозлился.
— Ах, вот оно что… — протянул Сивко. — Я правильно понял: ты телохранитель бизнесвумен, которая только что застрелилась?
— Частный сыщик. Елизавет Петровна попросила меня об одолжении: сопроводить ее на вечеринку, прикинувшись одним из гостей.
— Ах, вот оно что… — повторил Сивко. — Ну и почему Елизавет Петровна вдруг приехала сюда с охраной?
— Она говорила о каком-то преступлении. О том, что боится ошибки.
— Ошибки, какой ошибки?
— Выходит, Федя, и ты не в курсе? — усмехнулся Воронов.
— В курсе чего? — продолжал недоумевать Сивко.
— Ее тайны? О каком преступлении она говорила? Чего боялась?
— Боялась она только одного: Люськи. Или Бейлис, как вы ее все называли. Огласки боялась. Люська не дура была выпить, а под мухой выбалтывала чужие секреты. Пока она была замужем, Лев Абрамович держал ее на коротком поводке, по гостям не водил, а если уж такое случалось, то пить не давал. Но как только Люська стала вдовой, она позволила себе расслабиться. А обид у нее накопилось много.
— Ты-то откуда знаешь? — подозрительно спросил Воронов.
— Да уж знаю, — усмехнулся Федор Иванович. — Это ведь я их познакомил. Льва Абрамовича с Люськой. Видел, что старик заскучал. Жалеет об упущенных возможностях. Тридцатъ с лишком лет в законном браке, трое детей, внуки, в будни работа с утра до ночи, все праздники с семьей. Ни в чем таком не замечен, не привлекался, не состоял. И вот жена умерлa от рака, а Лев Абрамович начал присматриваться: что и как? Как живут его собратья по трудам праведным, простые русские миллионеры? Оказалось, весело живут! Старик решил, так сказать, приобщиться. Вкусы его я знал. Ему нравились блондинки с большой грудью, девочки модельной внешности. И я подсунул ему Люську, знал, что девчонка — огонь, ему понравится. Я, правда, не знал, что он вздумает на ней жениться. Это был сюрприз так сюрприз! — хрипло рассмеялся Сивко. — И для меня, и для всех. Так что Людмила была обязана мне своим «счастьем». И время от времени позванивала. То совета спрашивала, то на жизнь жаловалась.
— Паспорт не ты ей сообразил? — в упор спросил он.
— Паспорт? Какой паспорт? — насторожился Сивко.
— Пять лет скостили.