Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
87 
— Замок — это моя частная собственность! Ее защищает закон! При попытке вторжения имею право применить силу!
— Авось обойдется, — вздохнул Коля.
— Удивляюсь я тебе, — холодно сказал Воронов. — А говорят, что десантники — это убийцы. Наемники. Ты и в горячих точках успел побывать. А сейчас колеблешься. Что за детсад?
— Так это ж свои! Наши! И оружия у них нет!
— А ты почем знаешь?
— Ну, дак…
— Приказ один — стрелять! Не пустить их в замок! Авось пара автоматных очередей их отрезвит.
— Есть, — вздохнул начальник охраны и выполнил команду «кругом!». После чего направился к лестнице на третий этаж.
— А не сурово вы? — покачал он головой.
— Я знал, что рано или поздно это случится. Им мой замок все равно что бельмо на глазу. Я знаю, что они зовут меня Вороном. И Антихристом. Долго же они терпели. Ну, пусть попробуют. Пусть только сунутся. Эй, Федор! — В коридоре появился Сивко. — Ну что, все запасы спиртного уничтожил?
— Пару рюмок выпил, — добродушно ответил Федор Иванович.
Но когда тот подошел, запаха спиртного он не уловил.
— Парень, тебя рыжая девушка кличет, — с усмешкой сказал ему Сивко.
— Ника? Что ей надо?
— Тебе виднее. Она на кухне, с мамашей. Этой, как ее?…
— С Эстер Жановной?
— Во-во!
— Я сейчас.
Он торопливо побежал к лестнице, Воронов его не остановил. Они с Федором Ивановичем остались в коридоре вдвоем.
In Vino Veritas!
Разоблачение третье и последнее
— Ника! — он влетел на кухню.
— Что случилось?
Рыжая девушка сидела за столом и оживленно обсуждала что-то с матерью. Обе были взволнованны. На столе он увидел остатки еды, початую бутылку вина, наполненные бокалы. В общем, не скучают.
— Ты меня звала?
— Я? — удивилась Ника. — Я, конечно, рада тебя видеть, Миша, но я думала… Я думала, что ты занят!
— Где твой отец?
— В кладовке. Дмитрий Александрович его запер.
Она кивнул на дубовую дверь, на которой висел замок, похожий на амбарный. Кладовая как в настоящем замке. Впрочем, здесь все настоящее. И убийства тоже. Он подошел и потрогал замок. Такой враз не вскроешь, нужно перекусить дужку. А чем? Налег плечом на дверь — тщетно. Дубовая, прочная. Огляделся: чем бы ее?
— Федор Иванович тоже пытался, — вздохнула Эстер Жановна.
— Бесполезно! — тряхнула рыжими кудрями Ника.
— Федор Иванович? Значит, он был здесь?
— Только что ушел.
— А я думал… Зигмунд! Ты там?
— Да, — раздался из-за двери глухой голос сомелье.
— Как тебе там? — глупо спросил он.
— Бессовестный! — возмутилась Ника. — Он еще об этом спрашивает! Это ведь из-за тебя папу заперли!
— Почему из-за меня?
— А кто выдумал, будто Ваню столкнул с башни папа? Ты! Дмитрий Александрович так сказал!
— Меня обвинили в убийстве… — простонал из-за двери Зигмунд.
— Но папа не мог этого сделать! Они с мамой были у себя в комнате! Вместе!
«А если они вместе это и сделали? Убили Таранова? Муж и жена — одна сатана. Это не алиби».
— Что делал здесь Сивко? — спросил он.
— Федор Иванович? С папой разговаривал. Через дверь, — хмыкнула Ника. — Когда не удалось ее открыть. Мы все пытались.
— Мы увольняемся! — заявила Эстер Жановна. — Ни я, ни муж этого не заслужили! Чтобы с нами так обращались!
— Не надо паниковать, — пробормотал он.
— Кто паникует? — вскинулась Ника. — Просто мы разозлились и хотим немедленно отсюда уйти! Никто не имеет права нас задерживать!
— Я иду собирать вещи! — заявила Эстер Жановна и приподнялась.
— Погодите, — остановил он. Экономка послушалась и села. — Сюда с минуты на минуту приедет милиция.
— Милиция? — Женщины переглянулись.
— Мне удалось позвонить. Я… — Он осекся. Они ведь не знают, кто он такой на самом деле. Это объяснять долго. — В общем, милиция.
— И заберут моего мужа! — закричала Эстер Жановна. — Или мою дочь! Все только об этом и говорят! Что мы убили! А мы виноваты лишь в том, что работаем здесь в услужении! Что мы иммигранты! Что у нас прав меньше, чем у всех!
— Успокойтесь. Вы ни в чем не виноваты.
— Разумеется. Виноват тот, кто все это придумал, — уже гораздо тише сказала экономка. — Этот дом и эту позорную вечеринку. У меня язык не поворачивается назвать это дегустацией. Они сводят друг с другом счеты, а мы — крайние! Наша семья. Что мы ему сделали?
87 
