– Бросили бы тело где-нибудь в городе, подальше от офиса.
– Нельзя.
– Нам нельзя, а ему можно.
– Ты себя с ним не равняй. Грязное что сказал? – напомнил Толян. – Нужно сделать так, чтобы мужик исчез, пропал, как говорится, без вести. Нет трупа – нет и преступления. Мало ли чего одинокому мужику взбрело в голову – уехал к друзьям, в запой ушел…
– Это ты в запой можешь уйти, а от него водкой не пахло.
– За рулем он сидел, потому и не пахло.
– От него даже табаком не воняло.
Колян вел машину осторожно, шоссе было сплошь засыпано мокрыми желтыми листьями. Того и смотри автомобиль пойдет юзом, окажешься в кювете.
– В кислоте растворить его надо – да так, чтобы с концами. Был человек – и нет, только коронки золотые на память.
– Лучше бы его в люк канализационный на каком-нибудь пустыре забросить, где дерьмо под завязку плавает.
– Оно-то можно… – задумчиво произнес Толян, – но хрен его знает… Рассчитываешь на одно, а получается другое.
– Это как?
– Год, другой к такому люку никто не подходит, а потом бомжи крышку сопрут, и кто-нибудь в колодец провалится.
Откачают дерьмо, найдут труп. И случится это, Колян, в самый неподходящий момент. И вот тогда Грязнов подумает, стоит ли тебе по этому свету ходить или самого тебя без лишних следов в кислоте растворить.
– Ну ты загнул!
Перспектива быть растворенным в кислоте Коляну явно не понравилась. Человек он был в какой-то мере суеверный и считал, что существуют роковые минуты, в которые сказанное непременно сбудется. Когда они, эти минуты, настанут – не знает никто. Но в том, что они существуют, Колян не сомневался. В его жизни уже случалось так, что стоило сболтнуть лишнее или показать какое-нибудь увечье на себе, как на тебе, «получи, фашист, гранату!».
И он незаметно трижды сплюнул через левое плечо, сделав вид, что его волнует обстановка на дороге сзади.
Шоссе было пустынным, лишь ветер с трудом отрывал от асфальта листья, и те лениво переворачивались, как плохо прожаренные блины на черной чугунной сковороде.
– Сколько раз уже бывал в деле, – сказал Колян, – а дрожь в руках и в коленках остается.
– Зря, – вздохнул Толян, – у меня вначале тоже так случалось, а потом привык. Мне теперь что курицу прирезать, что человека – все едино.
– Можно подумать, это ты его по голове стукнул.
– Надо было бы – врезал бы.
Впереди показался пост ГАИ. Шофер тут же сбавил скорость, хоть и ехал не быстро, в границах дозволенного знаком.
– Ты чего тащишься, ментов боишься? – чувствуя свое превосходство, сухо рассмеялся Толян.
– А ты – нет?
– Не боюсь.
– Ну и дурак!
– Почему?
– Только дурак ничего не боится.
Возле стеклянной будки поста прохаживались, мирно беседуя, офицер в милицейской форме и омоновец в камуфляже, в пуленепробиваемом жилете, с десантным автоматом за спиной.
– Будешь ехать слишком медленно, подозрение возникнет. У этих ментов, как у собак, мозгов нет, а нюх есть, прямо-таки чувствуют, где и чего не в порядке.
Толян с наслаждением наблюдал, как шофер побледнел, а взгляд его стал стеклянным, словно бы он ехал и не видел ни поста, ни милиции. Когда стеклянная будка осталась позади, шофер шумно выдохнул и нервно схватил сигарету. Сунул ее в рот и вновь двумя руками вцепился в руль.
– Нервным в нашем деле делать нечего, – продолжал Толян, – если бы остановили нас сейчас, показал бы документ, улыбнулся бы, побазарил немного и, выслушав пожелание счастливой дороги от офицера милиции, поехал бы дальше.
– В багажник заглянули бы, падлы, – облизав растрескавшиеся губы сухим языком, проговорил Колян.
Он произносил слова с трудом, ему казалось, что чуть резче двинь губами – и кожа треснет до мяса, во рту появится соленый привкус крови.
– На хрен им твой багажник, они только фуры досматривают. Документы же у нас в порядке, да и на бандитов мы не похожи, люди порядочные.
Толян наконец-то сумел отогреть задубевшие пальцы и теперь с наслаждением растирал теплыми ладонями затекшую шею.
– Я думаю, осторожность никогда не помешает, – словно бы перечеркивая все сказанное раньше, произнес Колян.
Несмотря на то что он пристально всматривался в дорогу, все-таки проморгал стык между старым и новым, положенным летом, асфальтом. Стык был прикрыт осенними листьями, машину подбросило, и Толян чуть ли не до крови оцарапал себе ногтями шею. У него чуть не вырвалось: