— Так значит она есть?
— Есть, есть.
Шеришевский огляделся по сторонам, затем вытащил из книжного шкафа завернутую в ткань панель, бережно, как ребенка, развернул, смахнул пылинки, зажег лампу, направил луч света на инкрустацию, чтобы отблески горели в толще янтаря, и сказал:
— Вот кусочек этой комнаты, маленькая частичка.
— Откуда я знаю, может, ты склепал ее сам?
— Нет, что вы! Вы можете позвать экспертов. Хотя лучшим экспертом в этом деле являюсь я. И коль уж говорю, что это подлинник, так оно и есть.
— Не врешь?
— В делах лучше правду говорить, за такие деньги голову точно оторвать могут.
Комбат послюнил палец, провел по гладкому полированному янтарю.
— Блестит! — буркнул он и самодовольно хмыкнул. — Как настоящая блестит! Блин, даже у директора такой нету.
— У какого директора? — задал вопрос Шеришевский.
— У директора алмазных приисков. Это мой конкурент. Сволочь невероятная! Денег не мерено, а алмазов так вообще не счесть. Наверное, в трехлитровых банках, хранит, сволочь, фашист переодетый! Вот уж гад. И подкопаться к нему никак нельзя. Ни ФСБ, ни ФСК — никто его сколупнуть не могут. Сидит, как пень дубовый, и все под себя гребет. Я с мужиками пытался его тряхнуть, да ничего у нас не вышло. А где эта знаменитая комната находится?
— Ну, знаете ли… — Шеришевский даже прихлопнул в ладоши, — вы такие вопросы задаете…
— Понимаю, вы пока не подследственный, а я не следователь. В общем, как я понимаю, она есть.
— В общем-то да, — весьма уклончиво покачал головой Шеришевский и кивнул. — Если хотите, я могу вас свести с ее хозяином.
— Слушай, любезный, — Рублев набычился и даже покраснел, — ответь мне на один вопрос: а меня за задницу вместе с комнатой не возьмут?
— Если аккуратно, то не возьмут, — ответил Шеришевский, морщась от прямоты вопроса.
— Значит, не возьмут?
— Не возьмут. И искать у вас ее не станут. Если вы не будете распространяться, то не станут.
— А на кой она мне хрен, эта «Янтарная комната», если ее никому не покажешь, если никто завидовать не станет? На кой хрен, скажи?
— Ну как… Это большая ценность, это вложение денег…
— Будешь ты мне рассказывать про вложение денег!
Уж не тебе меня учить. Я знаю куда деньги вкладывать и как. Эта комната занимает место, а горсть алмазов можно в рот запихнуть и проглотить. И стоить это будет столько же. Так сколько она стоит, говори! — Рублев надвинулся на коллекционера. Тот попятился, уперся спиной в стенной шкаф и чуть не выдавил стекло острыми лопатками.
— Сколько стоит? — буркнул Комбат, глядя прямо в глаза Шеришевскому.
— Думаю, миллиона три. Но естественно, можно будет поторговаться.
— Три лимона… Большие деньги, конечно, по нынешним временам даже большие. Хотя если твоя сраная квартира тысяч триста стоит, то три лимона за «Янтарную комнату», в которой жить нельзя?.. Нет, меня это не устраивает.
— Как не устраивает? Но вы же хотели чего-нибудь этакого…
— Да, хотел, но мне хочется, ты пойми, чтобы ко мне люди пришли, чтобы я их завел, стол накрыл, чтобы мы сели. Вот, мол, кореша, знаете где сидим, конкуренты, компаньоны — в «Янтарной комнате». Тут цари да императоры пировали, послов принимали, а теперь я хозяин, я, Борис Рублев! Но ты же понимаешь, в эту комнату никого не заведешь, никому ее не покажешь.
— Вообще-то знаете, — Шеришевский подошел к Рублеву на один шаг, — она стоит намного больше — намного. Может, миллионов десять-пятнадцать, особенно если ее вывезти на запад и продать там.
— А кто ее там купит?
— Знаете ли, миллионеров, коллекционеров очень много, а вещь, поверьте, очень ценная.
— Три миллиона, три миллиона… — Комбат заходил по кабинету, нервно морщась, хрустя суставами.
У Шеришевското возникло желание, чтобы этот человек побыстрее ушел из кабинета, а то ненароком зацепит за угол шкафа и тот вместе с книгами, вместе с Брокгаузом и Ефроном рухнет на пол, развалится на досочки.
— А ты, случаем, не сумасшедший, а? — спросил Комбат, резко останавливаясь.
— В смысле искусства или в смысле дела?
— Не боишься?
— Чего бояться? Вы же человек надежный.
— Я-то надежный. А если тебе подвернется мужик не такой, как я, возьмет и заложит куда следует? Из тебя же душу достанут через задницу.
— Все, Борис Иванович, забудем, о чем мы говорили.
Глядя на то, как испугался Шеришевский, Рублев довольно потер руки.