Слово Рерих для Комбата было такой же загадкой, как и слово «репродукция». Словом, шума в московских антикварных лавках Рублев наделал изрядного. Перемещения и хождения по магазинам заняли почти целый день. Так что вернулся Комбат в свой отель уставший, но довольный.
Ужин он заказал в номер. Малиновый пиджак с золочеными пуговицами успели за день ему опостылеть, а галстук так натер шею, что на ней появилась красная полоса.
— Как у висельника, — шутил Комбат.
В номере он расхаживал в трусах и тельняшке. Ели они все вместе. Чай кипятить самодельным кипятильником Подберезский запретил. Единственным приобретением, сделанным за день, был маленький кипятильник.
Его купили в киоске за один доллар. И то рассчитались не долларами, а русскими рублями. Но этому приобретению Комбат радовался больше, чем если бы он купил распятие из сандалового дерева или бронзовую нимфу с кувшином на плече.
Словом, вечер прошел весело. Настроение Рублева улучшилось и он рассказывал Альтову случаи из своей богатой на всякие приключения жизни. А если Альтов не верил, делал удивленные глаза, Комбат бил в плечо Подберезского и громко говорил:
— Ты что, не веришь? Андрюха, подтверди, товарищ капитан не верит!
Подберезский кивал и говорил:
— Чистая правда. Все, что говорит Борис Иванович, на самом деле было еще страшней. Я еле заставлял себя голову от земли приподнимать, а ему хоть бы что! Стоит, рукой машет. Пули, осколки свистят, дым, смрад, скалы рушатся. А он хохочет, матом кроет и все ему нипочем!
— Хватит тебе, Андрюха, преувеличивать.
Альтов понял, что перед ним действительно мужик, настоящий русский мужик, который ничего не боится, которого на испуг не возьмешь.
И тут, когда все забыли о телефоне и увлеклись воспоминаниями, он ожил.
— Черт побери, — буркнул Комбат, — послушай, Андрюха.
Подберезский взял трубку.
— Звонит Дмитрий Исакович из антикварного магазина отеля «Метрополь».
Он осведомился на месте ли Борис Иванович Рублев, не отдыхает ли он.
Андрей взглянул на Комбата. Тот протянул руку и трубка легла на его широкую ладонь.
— Рублев слушает, говорите, — бросил в трубку Комбат.
— Это я, Борис Иванович. Тут я встретился кое с кем и у меня для вас кое-что есть.
— Хорошее? — спросил Комбат.
— Думаю, да.
— Большое?
— Очень большое.
— А у кого-нибудь еще такое есть?
— Могу сказать — нет, и быть не может.
— А что такое?
— Не телефонный разговор. Если хотите, сейчас я к вам подъеду.
— Прямо сейчас, что ли? Так я уже раздет.
— Давайте, назначьте встречу на завтра.
— Я к тебе заеду. Скажи сколько денег с собой брать?
— Я думаю, вначале надо встретиться и поговорить.
Но дело стоящее.
— Точно стоящее? Не старых голландцев вдувать будешь?
— Нет-нет, что вы! Совсем иная вещь. Вы говорили, новый дом построили.
— Конечно построил и не один. Их у меня три.
— Так вот, как раз для вашего интерьера кое-что.
— Для чего?
— Для внутреннего убранства.
— Ах, для убранства? Тогда совсем другое дело.
Убранство я люблю. Завтра в одиннадцать буду в магазине.
Глава 13
Когда Дмитрий Исакович Пигулевский, работающий в антикварной лавке отеля «Метрополь», позвонил своему старому знакомому Станиславу Борисовичу Шеришевскому, с которым провернул не один десяток дел и ни разу не прокололся, тот озабоченно и тяжело вздохнул:
— Ну, знаешь ли, Дмитрий Исакович, ты меня ставишь в затруднительную ситуацию. У меня в конце концов не склад.
— Нет, но ты понимаешь, Станислав Борисович, можно сорвать большой куш, такой большой…
— О ком ты говоришь в конце концов? Объясни.
— Какой-то лох — самый настоящий. С двумя громилами ввалился ко мне в лавку и сам не знает чего хочет. И это ему не так, и то не этак. И бронза ему не нужна, и голландцы не нужны. А хочется ему чего-нибудь такого… Ну, сам понимаешь этих «новых русских», мать их…
— Всем теперь хочется, — сказал Станислав Борисович. — А ты конкретно выяснил?
— Я же тебе говорю, он машет руками, тычет мне в пузо своим сотовым телефоном, блестит перед глазами кулаками — огромными с перстнем, в котором такой алмаз, за который посадить мало.
— Так слушай, погоди, Дмитрий Исакович. Послушай меня, старого человека, откуда этот твой «новый русский», этот твой лох? Неприятностей с ним не произойдет?
— А вот этого уж я не знаю. Но то, что он богат, даю на отсечение правую руку.