Когда запыленный «лендровер», сдержанно клокоча мощным двигателем, выкатился за ворота, Кондрашов вскочил, не в силах больше сдерживать кипевшую в нем ярость. Он перевернул столик с напитками, отшвырнул его ногой и изо всех сил хватил кулаком по спинке плетеного кресла, опрокинув его в коньячную лужу. Наблюдавший за ним из беседки у ворот водитель джипа сказал охраннику:
— Ты смотри, что делается! Нервничает Папа.
— Точно, — подтвердил охранник. — Весь, блин, на измене.
— Будешь на измене, когда в тебя из кустов шмалять начнут, авторитетно заявил водитель.
— Угу, — согласился охранник. — Шмаляли в Папу, а завалили Сома. Милое, блин, дело! И как он догадался, что его «мере» на дороге караулят?
— Я так думаю, — сказал водитель, — что знает кошка, чье мясо съела. Вот и поостерегся маленько.
— Хреново, — сказал охранник. — Не нравится мне это.
— А ты это Папе скажи, — посоветовал водитель. — Знаешь, что он тебе ответит? Что хайлом возле ворот торговать, конечно, легче. Кобуру под мышку, автомат на брюхо, горсть подсолнухов в кулак — и пошел прогуливаться взад-вперед!..
— Эх, жизнь, — со вздохом сказал охранник, закуривая очередную сигарету.
После того как Кондратов, сильно хлопнув дверью, скрылся в доме, на веранде бесшумно возник садовник и принялся наводить порядок. Он расставил по местам опрокинутую мебель, смел и выбросил в мусорное ведро осколки, затер коньячную лужу и исчез так же тихо, как появился. Через некоторое время с заднего двора донеслось противное жужжание электрических ножниц: садовник подстригал живую изгородь.
Глава 3
«ЧИЖИК-ПЫЖИК, ГДЕ ТЫ БЫЛ?»
Он проснулся оттого, что солнечный луч, неторопливо перемещавшийся по кровати в течение последнего часа, добрался наконец до его лица и уперся в сомкнутые веки своим бесплотным пальцем. Утреннее солнце вторглось в его сны, окончательно запутав и без того бредовый сюжет, и он, широко распахнув глаза, испуганно сел на постели, уверенный, что безнадежно проспал. Брошенный им в сторону окна панический взгляд окончательно убедил его в этом: за пыльным стеклом всеми красками сверкало солнечное утро, пришедшее на смену сереньким предутренним сумеркам, с которых начинался каждый рабочий день. Во дворе шумела и визжала детвора, в подъезде хлопали двери, и надрывался где-то внизу магнитофон.
Чиж выругался, отшвырнул одеяло на спинку кровати и схватился за брюки, которые неопрятным комом валялись на полу. От чересчур резкого движения голова у него закружилась, и он медленно разогнулся, держа брюки в руке и не обращая внимания на звон сыплющейся из карманов мелочи. «Да какого черта, — подумал он. — После драки кулаками не машут. Все равно ведь проспал, так стоит ли теперь дергаться и торопиться? Выговор, можно сказать, гарантирован, и лишние пять минут уже ничего не изменят. Не выгонят же меня, в самом деле, из органов…»
Он вздохнул и стал надевать брюки. Натянув их до половины, он заметил на правом колене неопрятное и хорошо заметное с любого расстояния жирное пятно. Некоторое время Чиж с тупым изумлением разглядывал это пятно, пытаясь сообразить, каковы его природа и происхождение. Он даже нагнулся, сложившись пополам, что при его комплекции было весьма затруднительно, и понюхал расплывшуюся широкую овальную кляксу. Пятно ничем особенным не пахло, и оставалось только гадать, было ли это подсолнечное масло, на котором Чиж пытался поджарить себе дежурную яичницу, или что-нибудь позабористее — например, автомобильная смазка или даже оружейное масло. Так или иначе, брюки были испорчены, и идти в таком виде на работу не представлялось возможным.
Вспомнив о работе, он посмотрел на стол. Конечно же, пистолет в наплечной кобуре, как ненужная безделушка, снова валялся поверх вынутой из почтового ящика стопки газет. Учитывая появившуюся у Чижа в последнее время привычку ложиться спать, не заперев на ночь входную дверь, такой способ хранения табельного оружия сулил в перспективе большие неприятности.
Чиж раздраженно скомкал испачканные неизвестно где, когда и каким образом брюки и швырнул их через всю комнату в прихожую. Он встал и, недовольно ворча, пошлепал босыми ногами к шкафу, чтобы взять оттуда чистые джинсы. На полпути он остановился и звонко хлопнул себя ладонью по лбу. Сегодня, черт подери, было воскресенье, а накануне он вернулся с дежурства, так что сегодня, будь оно все проклято, у него был выходной.