А последние дни Лидия Станиславовна взяла покровительство над молоденькой девушкой, которая, казалось, совсем не радовалась своему материнству. Девушке этой сделали кесарево, но все равно один из ее близнецов умер, удушенный пуповиной, и это казалось Лидии Станиславовне ужасной трагедией.
— Если бы только я могла родить двойню! Мой Сашенька был бы счастлив!Два сына! У меня только один — Ванечка, и то я удивительно счастлива!
Инночке Мукаевой очень понравилась эта интеллигентная женщина, учительница биологии, как оказалось. Понравился ее тихий голос, ее рассказы о Ванечке, о том, как она собирается с Ванечкой жить. И Инночка начала потихоньку успокаиваться. В конце концов, и в сорок лет находят свое счастье, посмотреть на Лидию Станиславовну, а ей, Инночке, только семнадцать. Вся жизнь впереди. Инночка постепенно свыклась с мыслью, что одна будет растить ребенка. С помощью родителей, разумеется.
Выписывали их вместе. За Лидией Станиславовной приехал шумный, краснолицый агроном Саранский и очень долго и путано объяснял всему персоналу роддома, что вот у них такая семейная традиция: сын, значит, Иван, отец Александр, сын Александр, отец, значит, Иван. Так и идут из поколения в поколение Иваны Александровичи и Александры Ивановичи Саранские.
— Я, значит, Александр Иванович, — внушал он медсестре, вынесшей на крыльцо маленького Ванечку. — А это, значит, Иван Александрович.
Медсестра молчала, улыбалась и кивала: агроном Саранский был очень щедр и одарил чуть ли не весь персонал роддома в благодарность за сына. Сама Лидия Станиславовна тихо светилась от счастья: угодила. Муж заботливо подсадил ее в колхозный «газик», подал тихого Ванечку, закутанного в пуховое одеяльце, сам прыгнул на переднее сиденье, рядом с водителем, и крикнул:
— Поехали!
И Саранский Иван Александрович, названный так согласно семейной традиции, отбыл из города Р-ска в поселок Горетовка, так и не проронив не звука.
Медсестра снова пошла за ребенком. Какой-то дальний родственник привез родителей Мукаевых к роддому на новеньком «Запорожце». Инночка неуверенно вышла на крыльцо. Прищурилась на яркий белый снег, поежилась от холода. Хорошо, что машину удалось достать, не лето: зима. Не хватало еще, чтобы ребенок в первый же день заболел! Хлопот не оберешься! Родители Мукаевы переминались с ноги на ногу, не уверенные, что скажут люди обо всем об этом. Накануне Инночка заявила, что непременно возьмет ребенка.
— Мальчик? — робко спросила ее мать, принимая на руки сверток.
Медсестра, сунувшая ребенка, поджимала губы: родители Мукаевы никому ничего не подарили.
— Мальчик, — кивнула Инночка. — Иваном назову.
Рассказы Лидии Станиславовны о счастливой жизни с маленьким Ванечкой запали ей в душу.
— Ваней так Ваней, — кивнул хмурый отец и осторожно спросил: — А по отчеству как запишем?
Инночка гордо вскинула голову:
— Александровичем. По тебе, папа.
— Что ж. Иван Александрович, значит. — Родитель Мукаев вздохнул и открыл заднюю дверцу «Запорожца»: — Ну, полезайте.
Маленький Ваня Мукаев надрывался отчаянным криком…
СНОВА ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ
Ближе к полуночи
— Так зачем вам все это нужно? — спросила Татьяна Евгеньевна, закончив рассказ. — Неужели встретились с братом?
— Может быть. Может быть, и встретился.
В голове после рассказа медсестры всплыла почему-то одна фраза: «Я старше тебя, урода, на целых пять минут!» Кто это сказал? Кому? Но было отчего-то очень и очень больно. «Я старше…»
— А Сидорчук? — спросил вдруг он. — Как вас нашел?
— Он же из Горетовки. Кажется. Знает эту… Ну, сорокалетнюю мамашу.
— Ей теперь уже семьдесят семь, — задумчиво сказал он. — Значит, господин Сидорчук не поверил, что у его одноклассника есть двойник, и решил этот вопрос для себя прояснить. Как же он вас нашел?
— А я до сих пор в роддоме работаю, — с гордостью сказала Татьяна Евгеньевна. — Правда, давно уже не старшей сестрой. Так, подрабатываю. На пенсии я. Сами понимаете…
— Да-да, денег мало, пришел Сидорчук, предложил заплатить за историю рождения своего приятеля. А она осталась в памяти. Осталась ведь?
— Осталась, — тихо прошептала Самойлова. — Ну, вот вы как думаете: правильно мы поступили или нет?
— Вы меня об этом спрашиваете? Меня?! Правильно или нет?!