Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
51 
– На полчаса, – не поняла Маша.
– Нет, я спрашиваю на сколько денег, как говорится, на какую сумму прописью?
Маша набрала побольше воздуха и, прищурив глаза, замирая от собственной наглости, проговорила:
– Триста долларов.
– Всего лишь? – усмехнулся Хоботов.
– Нет, нет, пятьсот!
– Нет, слово воробей, вылетит – не поймаешь. Как договорились. Триста так триста, двести из них отдашь матери, сто оставишь себе. Кстати, как она там?
– Ужасно, – ответила Маша и отдернула штору, вновь развернула скульптуру. Точь в точь, как ты слепил, пардон, изваял, стала.
Хоботов с неприязнью посмотрел на творение своих рук, на женское лицо, искаженное ужасом.
– Точно такая же.., стоит ей о тебе вспомнить.
– Может, лучше ей двести долларов не отдавать?
А то как скажу, что у тебя была, так она мне скандал за бесплатно устроит.
Хоботов, присев на край подиума, вытащил новенькое пухлое портмоне и легко выдернул из него три стодолларовые купюры. Он расставался с деньгами довольно легко, довольный тем, что его щедрости есть свидетель – Наталья Болотова.
– Ну, пап, еще одну добавь, у тебя же их много, – Маша норовила из-за отцовского плеча заглянуть в портмоне.
– В чужие карманы никогда не заглядывай, как и в чужую душу, – Хоботов захлопнул портмоне, как захлопывают книгу, которую не дозволено читать детям.
– Почему?
– Испугаешься!
Сунув деньги дочери в ладонь, он сам сжал ее пальцы, смяв купюры.
– Довольна?
– Сверх ожидания.
– А теперь пошла вон, мне работать надо. Деньги я не из воздуха беру, а трудом зарабатываю.
– А я то думала, что и детей аист приносит…
Маша покосилась на Болотову. Ей захотелось еще поболтать, как-никак энергию, припасенную на скандал с папашкой. Маша не истратила, и энергия бродила в ее организме, ища выхода.
– А ты все пьешь, – сказала она, посмотрев на бутылку с виски, которая стояла возле дивана, а рядом с ней стакан, который налила себе Наташа.
Теперь, когда деньги оказались в руках, можно было позволить себе слегка наехать на папашку. Просто так, для разнообразия.
– Не только я пью, – усмехнулся Хоботов, – все пьют.
Ты хорошо слышала, что я тебе сказал? Пошла прочь. Деньги получила, убедилась, что я живу хорошо, чего тебе еще?
– Скучно существовать, – философски заметила девчонка, – компании хорошей нет. А если пойду одна, непременно угожу в плохую.
– Вот тебе компания – забирай и ее отсюда. Все надоели! – абсолютно без злости сообщил Хоботов и принялся раздеваться, не обращая внимания ни на дочь, ни на журналистку.
Одежду он побросал кое-как и в кожаном фартуке подошел к станку, но сдергивать мешковину не спешил, хотел дождаться, когда его оставят в покое.
– Наверное, скандал сегодня все-таки будет, – покачал головой Хоботов, неприязненно глядя на Машу. – Если сейчас меня не оставят одного, я вытолкаю вас взашей.
– Пошли, – сказала Маша, – он и в самом деле может врезать. Когда работает, то невменяемый, прямо маньяк какой-то. Лучше его не трогать, еще зашибить может, – она взяла сумку и заспешила к выходу.
Болотова поспешила за ней. Еще не захлопнулась дверь, а уже послышались удары глины о стол, звук стоял такой, словно отбивают мясо. Затем, когда Болотова с Машей уже стояли на крыльце, переводя дыхание, из мастерской донесся рев музыки.
– Вот так всегда, – сказала Маша, – когда работает, лучше его не трогать. Зверь в нем просыпается, человек засыпает. Он сумасшедший, невменяемый, – спокойно сообщила дочь о своем отце, – мать из-за этого от него и ушла. Я, слава богу, с ней осталась. Нельзя же жить с сумасшедшим, согласись?
– Согласна. Но человек он интересный.
– Если смотреть со стороны, то интересный, а если жить с ним под одной крышей, то это невыносимо. Пошли куда-нибудь?
Маша зашагала по улице, Болотова шла рядом с ней.
– Он раньше, когда я была маленькой, нам с матерью спать не давал. Вскочит среди ночи, часа в два, и начинает по квартире бегать, сшибает все, что под руку не попадется, орет, рычит, как зверь какой-то.
Мы к стене прижмемся, сидим, смотрим, а он вопит:
– Чего смотрите? Что я вам должен?
– Ты, Маша, уверена, что мне стоит об этом знать?
– Всякая информация может пригодиться… А затем оденется и исчезнет. Иногда дня три, четыре, а то и неделю дома не появляется. А потом придет измочаленный, упадет прямо в одежде на кровать и спит часов пятнадцать. А мы к нему подойти боимся, даже одеяло поправить страшно. Он вскакивает, дергается и кричит. В общем человек он абсолютно дикий.
51 
