Особенно,... 
87 
– Заходите в дом, – пригласил он нас. – Нажарились? Пить хотите?
Действительно, если к Аглае мы ехали еще по утренней прохладе, то по пути от нее к Бороде уже вполне качественно пропеклись, дело шло к полудню. Скоро вообще любая активность вне стен помещений должна была затихнуть, чтобы возобновиться часа в четыре вечера. Иначе и до теплового удара не далеко, южные народы свою сиесту не зря придумали.
Снова привычный мрак после солнечного дня, гостиная, простая по виду. Но просторная и прохладная, плетеные кресла и деревянные столы. Девушка лет шестнадцати, невысокая и кругленькая, неуловимо похожая на винодела, принесла поднос, на котором стоял кувшин с водой и дымящийся чайник. Поцеловав Веру в щеку и поздоровавшись со мной, она ловко расставила чашки, налила в них душистого зеленого чаю, сказала:
– Угощайтесь.
Чай действительно был великолепным, и душистый, и крепкий, и для жары в самый раз. Хозяин тоже присоединился к нам, с большой расписной фаянсовой кружкой в толстой руке, из которой он шумно прихлебывал. Ходить вокруг да около он не стал, спросил сразу:
– За вином?
– За вином, Дмитрий, – серьезно кивнула Вера, – В понедельник хочу пойти на Большой остров с грузом твоего вина, смолы и сидра. Дмитрий кивнул, затем спросил, чуть скосив глаза на меня:
– Я, конечно, глупого сказать не хочу, но спросить должен: а дело пока к дяде твоему, Евгену, не перешло?
– Отец перед смертью защитника мне назначил, – она кивнула на меня, – Поэтому если дело к дяде и отойдет, то только после того, как городской совет меня признает несовершеннолетней. А это еще когда состоится.
– Ну понятно, – кивнул он, – А пока тебе хочется себя взрослой показать, торговлю вести. Не одобряю я это, Вера. Дядя у тебя в делах искушен, знает, что делать и как, а ты, прости уж меня, мала еще. Тебе бы от дел отойти и в его воле пожить. Я так думаю.
Я чуток напрягся, но в разговор пока решил не лезть, а Веру послушать, что она на такую явно для нее неожиданную подачу скажет.
– Дмитрий, – сказала девочка, глядя собеседнику в маленькие глаза, почти скрывшиеся под мохнатыми бровями, – Я за совет благодарна, дядю я тоже уважаю. А спросить хочу, когда сможешь сто бочонков отгрузить? И мне лучше с доставкой, пусть и дороже.
Дмитрий вздохнул, отчего его тучные широкие плечи поднялись и опустились, поскреб в бороде, снова хлебнул шумно:
– Не для твоего возраста и разумения дело купеческое, я знаю, что говорю, – сказал он медленно. – Доверила бы все дяде, процветал бы дом ваш. А сама бы детство свое как положено дожила, тебе пока жить да этой жизни радоваться.
Вера явно немного разозлилась, но заметно это было, как мне кажется, только мне одному, я уже научился распознавать разные оттенки ее настроения. Для человека чуть менее внимательного ее лицо оставалось совершенно невозмутимым.
– Уважаемый Дмитрий, – обратилась она к виноделу, – Как вы думаете, у Нила Петрова я такую же скидку получить смогу, какой мы у тебя пользуемся, или все же переплачивать придется? Немного, но медяк сберегает золотой, поэтому всегда к тебе ходили.
Дмитрий покачал головой сокрушенно, явно и вполне искренне, как мне показалось, расстроившись, затем спросил:
– Тебе эти сто бочонков до портового лабаза надо, или на борт?
– Нам прямо на борт, ты же все сто одним днем не привезешь?
– Нет, потому что заранее не знал, телег не хватит. Два дня надо. Сейчас купчую оформим.
Мне в разговор вмешиваться не пришлось к моей радости. Радость же оттого, что и Вера себя проявила, и мне себя не пришлось проявлять раньше времени. Новый я здесь пока человек, не обтерся, и уважения от местных ко мне никакого. А вот Вере от меня его все больше и больше.
Улыбчивая девушка, что подала чай, снова пришла к нам, выложив на стол папку с бумагами и пару карандашей. Дмитрий повздыхал, посопел, а затем начал быстро писать удивительно аккуратным почерком купчую на четвертушке бумаги, подложив под нее черную копирку, хмурясь и мусоля кончик химического карандаша. Текст ее был незамысловат, это не договор с «обязанностями сторон» и «форс-мажором», а просто расписка – столько-то бочек за столько-то денег.
Закончив писать купчую, Дмитрий подвинул ее по столу к Вере, а затем сказал, коротко взглянув на меня:
– Если совет городской не признал тебя совершенной годами, то расписаться за тебя взрослый родич должен. Или вот защитник твой.
87 
