Особенно,... 
56 
Михаил Львович Томский активно сотрудничал с КГБ, помогая всесильной организации оберегать гнилую власть от правды, на которую его пациенты пытались открыть народу глаза. Казалось бы, время Томского прошло, политическая ситуация изменилась. Однако Томский выстоял, даже стал членкором Российской академии медицинских наук, защитил докторскую. Но в своих грехах не покаялся, хотя и стал намного осторожнее.
Генерал Потапчук приехал на дачу. Томский уже ждал его на крыльце: с портфелем в руках, в темном костюме при галстуке, плаще, фетровая шляпа в руках. Профессор и генерал ФСБ поздоровались за руку, как старые знакомые.
— Ну что, едем? Я рад, Михаил Львович, что вы согласились.
— Еще бы я не согласился, — хмыкнул профессор. — Я же знаю, вам, генерал, отказывать — себе дороже.
— Это уж точно, уважаемый Михаил Львович, лучше с нами дружить и нам помогать. Так оно спокойнее. Надеюсь, с этим вы согласны?
— Какая разница, Федор Филиппович, согласен с вами профессор Томский или нет? Я все равно на крючке и буду делать то, что вы скажете.
— Сейчас, — уже сидя в машине, заговорил генерал, — от вас, Михаил Львович, требуется совсем не то, чем вы занимались раньше. Томский насторожился.
— Рассказывайте. А я, пока есть время, обдумаю. И Потапчук рассказал ему все, что знал.
— Мания величия, — коротко резюмировал генерала профессор Томский. — Судя по всему, элементарная мания величия. Есть у нас и Наполеоны, и Сталины, и Ленины. Ломоносов был и Кулибины с Поповыми — этого добра хватает.
— Сейчас нас диагноз, абсолютно не интересует. Диагноз — это не главное.
— У меня есть ученица, но она не живет в России, уехала два года назад... Вот это ее дело, она бы вам помогла. Клептомания, связанная с манией величия, — тема ее диссертации.
— А без нее не справитесь? — спросил Потапчук, чувствуя, что, возможно, ошибся, обратившись к Томскому.
— Я, конечно, попробую, сделаю все, что умею, но за результат ручаться не могу. Человеческий мозг, генерал, слишком сложно устроен, слишком много в нем загадочного. Когда мы говорим «серое вещество, клетки» — это для мясника. А для нас, психиатров, это не серое вещество и не просто клетки. Вы, наверное, знаете, генерал, что великий Альберт Эйнштейн восхищался своим приятелем Зигмундом Фрейдом и не уставал повторять, что вся физика со всеми ее теориями, законами, формулами — ничто по сравнению с психологией.
— Нет, я этого не слышал, Михаил Львович, я другому учился. Это ваша профессия, ваш хлеб, так что советовать вам ничего не стану. Но дело, поверьте, чрезвычайно важное, и, если мы быстро не найдем бриллиант, начнется международный скандал. Надеюсь, вы понимаете, Михаил Львович, что вся информация по этому делу огласке не подлежит и никто ни о чем знать не должен?
— Вы мне будете говорить! Если ваши же не расскажут, как это уже было, то я никому ничего не скажу. Я открываю рот лишь тогда, когда мне приходится оправдываться. И вы это знаете.
— Да-да.
Черная «Волга» с двумя антеннами спецсвязи уже въезжала через железные ворота во внутренний двор здания на Лубянке. Генерал Потапчук показал пропуск.
— Давай, к подъезду, — обратился он к водителю. Через служебный подъезд они поднялись на второй этаж. Их встретил, полковник.
— Организуй чай, кофе.
— Нет, мне не надо, — сказал Томский, — я по ночам ни чай, ни кофе не пью.
— Чего желаете?
— Ничего, — сказал профессор. — Покажите пациента.
— Останьтесь здесь, полковник, — обратился генерал к своему подчиненному. В кабинет они вошли вдвоем. Полковник, сидевший за столом, тут же встал.
— Работайте, — махнул генерал рукой и кивком головы указал на мужчину, сидевшего на стуле перед столом.
Профессор Томский взял второй стул, поставил рядом. Тихим голосом, глядя в глаза Князеву, произнес:
— Меня зовут Михаил Львович, фамилия Томский. А ваше имя?
— Николай Николаевич Князев, — услышал он спокойный ответ и взглянул на руки пациента. Ладони лежали на коленях, пальцы не вздрагивали.
— Очень приятно, Николай Николаевич. А ваше настоящее имя?
— Я вижу, вы человек проницательный, я им целый день твержу, кто я, думал, и вы из их компании, — произнес Князев. — Настоящее мое имя Николай Романов. Честь имею, очень приятно, — Князев победно посмотрел на полковника и генерала Потапчука. Томский спокойно продолжал:
— Я прошу вас оставить нас наедине с Николаем Романовым. У нас конфиденциальный разговор. Генерал и полковник покинули кабинет.
56 
