Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
114 
— Да брось, начальник, — захрипел в ответ Баландин. — Какой я тебе беглый?
Чек сделал еще один совсем коротенький шажок вперед и одним глазом заглянул в окно. Сквозь пыльное треснувшее стекло он увидел сидевшего на корточках Баландина и нависшего над ним мента — судя по жирному затылку и широченной лоснящейся корме, местного участкового. Тон беседы показался Чеку относительно мирным, но от его внимания не ускользнул тот факт, что участковый во время разговора держал ладонь на расстегнутой кобуре. Баландин держал голову опущенной — чтобы не выдать себя блеском глаз, понял Чек. В том, как хромой лагерный волк собирается поступить с участковым, он не сомневался. Вот только получится ли у него? Пистолет Баландин обычно носил сзади за поясом брюк. Пока дотянется, пока взведет… Нет, понял Чек, не успеет.
На мгновение его охватило острое желание бежать отсюда со всех ног, бросив Баландина на произвол судьбы.
Ноутбук, — вдруг вспомнил он. — Рогозин. Одному мне не справиться. А если этот волчара как-то ухитрится отбиться от мента, мне не жить. Из-под земли достанет, я ведь не Рогозин, у меня службы безопасности нет… И тут участковый заметил ноутбук.
— О, — сказал он, — компьютер! Скажешь, не ворованный?
— Скажу, — ответил Баландин.
— Скажи, скажи, а я послушаю. Только не здесь, а в отделении. Поднимайся, айда прокатимся.
Действуя, как во сне, Чек просунул стволы обреза в пустой квадрат оконной рамы. Баландин поднял голову, увидел Чека, обрез, и на его изуродованном лице мгновенно проступило выражение дикой звериной радости.
— Мочи его, сява! — проревел он, боком падая на пол, чтобы не угодить под картечь.
Чек автоматически нажал на оба курка, но вместо грохота и дыма услышал только тишину. Милиционер уже обернулся, наполовину выхватив из кобуры пистолет. Чек понял, что его могут убить прямо сейчас, и в голове у него вдруг наступила зима — морозная, белая, звенящая и предельно прозрачная. Он взвел курки даже раньше, чем успел об этом подумать, и выпалил дуплетом.
Ему показалось, что участковый взорвался, как монстр из компьютерной игры, но это, конечно же, был обман зрения. Один заряд попал ему в грудь, второй угодил прямо в лицо, превратив его в кровавую кашу. Чек разжал ладонь, и обрез, брякнув, упал через выбитое окно на пол.
Баландин сел, тряхнул головой и широко провел по лицу беспалой ладонью, стирая с него брызги крови и какой-то темной слизи. Вид его от этого отнюдь не улучшился: хромой волк выглядел так, словно только что загрыз участкового зубами.
Чек отступил от окна, не чувствуя под собой ног, и тоже провел ладонью по лицу, почти уверенный, что, когда он поднесет ладонь к глазам, она окажется в крови. Мертвый участковый все еще издавал какие-то булькающие звуки — жизнь покидала его большое тело вместе со свободно вытекавшей на гнилые половицы кровью. Чек поспешно отвернулся и сложился пополам. Его вырвало. В носу защипало, из глаз сами собой полились слезы. Задыхаясь от кислого запаха рвоты, Чек с трудом разогнулся и увидел прямо перед собой разрисованное кровавыми полосами лицо Баландина.
— Ну, ну, — каким-то непривычно теплым голосом сказал тот, спокойнее, браток. Впервой оно всегда с души воротит. Помню, пацаном заставила меня мамка курице башку оттяпать, так я потом год курятину жрать не мог, ей-богу… Ну а что ты мог сделать, когда по-другому никак?
— Свалить я мог, — преодолевая новые рвотные позывы, пробормотал Чек. — Свалить, чтобы рожи твоей лагерной не видеть…
— Мог, — неожиданно серьезно подтвердил Баландин. — Но ведь не свалил же! Значит, правильный ты мужик. Держи пять!
Он протянул руку. Чек ухватился за нее, не понимая, зачем он это делает: то ли для того, чтобы скрепить договор о дружбе и взаимопомощи, то ли просто для того, чтобы не упасть.
— Пять, — саркастически пробормотал он. — Ты считать-то умеешь? Где ты видишь пять? Чтобы было пять, как раз обе твои клешни нужны…
Его опять скрутило. Он поспешно оттолкнул изуродованную руку Баландина, отвернулся и выпустил на волю остатки своего недавнего завтрака.
— Ничего, ничего, — похлопывая его по спине, приговаривал Баландин. Привыкнешь, браток, я же привык… Ну, давай, что ты, как баба, в самом-то деле! Очухивайся скорей, сваливать отсюда надо. Как, говоришь, мамка-то тебя звала?
Чек повернул к нему бледное лицо с испачканным ртом.
— Чек, — упрямо прохрипел он.
114 
