127 
Я вижу, как его уносят в дом, после чего встаю, одеваюсь и, даже не задумываясь, отправляюсь обратно в осиновую рощу. Я не испытываю никакого страха. Скорее – чувство некоторой неуверенности. Земля под ногами колышется. Из крон деревьев выглядывают самые фантастические лица из всех, которые я только могла вообразить за свою жизнь. Но мне все равно почему-то не страшно. Я чувствую, что стоит мне испугаться, и со мной случится еще более страшный приступ безумия, чем с Отисом под воздействием проклятия мистера Келлера-Брауна.
Впрочем, оказывается, что он не втыкает иголки ни в каких кукол. Он сидит в наушниках в своем терапевтическом кресле и читает большую книгу. Через окно я слышу запись, пленку или что-то в этом роде: хор мужских голосов исполняет песню на иностранном языке. Губы мистера Келлера движутся в такт исполняемой музыке. Я стучу в боковину открытой дверцы.
– Можно войти на минутку?
– Миссис Уиттиер? – спрашивает он, подходя к двери. – Конечно. Заходите. Для меня это большая честь.
Он протягивает мне руку и, кажется, действительно рад меня видеть. Я говорю, что долго думала и не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание… Он меня обрывает и сам принимается извиняться за то, что повел себя столь недопустимым образом и… подождите минутку. Пожалуйста. Он разворачивается и нажимает кнопку магнитофона. Усилитель отключается, но пленка продолжает вращаться, и до меня доносится еле слышный хор голосов из наушников, лежащих на кресле: «Прам-па-па-пам»…
– Я очень рад, что вы пришли, – говорит мистер Келлер. – Я ужасно переживал из-за своего поведения. Мне нет прощения, но я прошу вас меня извинить. Заходите.
Я отвечаю, что все это вполне объяснимо, потому-то я и пришла. Я начинаю рассказывать, что не сказала мальчику ничего обнадеживающего насчет котенка, пока он не получит разрешения у мамы, и бросаю взгляд на водокровать. Котенка там нет, а в подушках неподвижно, как тряпичная кукла, лежит Тоби, уставившись на стеклянные бусы, свисающие с потолка. На его голове тоже наушники. Он не спускает глаз с вертящихся то туда, то сюда бус.
– Это я должна просить у вас прощения, – говорю я и объясняю, что именно для того и пришла. Он вел себя абсолютно правильно, а я не имела права пудрить мозги его сыну и получила по заслугам. Из наушников несется что-то вроде «Ра-ра-ра, тат-ни-кам». Мистер Келлер-Браун говорит, что все нормально и хорошо, что мы извинились друг перед другом. Снова друзья? «Конечно», – отвечаю я. «Ра-ра-ра, тат-ни-ай-сис-рар-кам», – как густой сироп, медленно льется из наушников. Он говорит, что надеется, что я все же обдумаю его предложение поехать с ними в Лос-Анджелес, так как это будет для них большой честью. Я отвечаю – жаль, что они едут не в Арканзас, потому что мне надо в Арканзас по юридическим делам. Он говорит, что после Оклахомы они намереваются заехать в Сен-Луис, а это недалеко от Арканзаса. Я говорю – надо посмотреть, как я буду завтра себя чувствовать, – сегодня был тяжелый день. Он желает мне спокойной ночи и помогает спуститься по ступенькам. Я благодарю его.
Глядя на его лицо за окном автобуса, я не могу определить, насколько он искренен. Но мир вокруг явно светлеет, обретает прежние черты, всепожирающая тень отступает. – А теперь обо всем забудь, – говорю я себе и представляю, что дождь кончился и утка улетела.
Я иду в лунном свете вдоль рощи. Все вокруг постепенно приобретает нормальный вид. В деревьях трещат цикады. Земля ровная, и вокруг разлит ночной покой. И мне уже почти удается убедить себя в том, что все кончилось – просто это бредни старой женщины, больше ничего страшного не будет, – как до меня доносится мяуканье кошки.
Между корнями осины лежит заваленный камнями котенок. Камни настолько тяжелы, что мне едва удается сдвинуть их с места. «Ты права, – говорю я кошке, – не надо было выпускать его из-под ревеня». С жалобным мяуканьем она следует за мной. Я продолжаю разговаривать с ней, ощупывая по дороге котенка, пытаясь определить, что с ним произошло. И, нащупав цепочку, тут же вспоминаю детство, когда, собирая в сумерках персики, схватила летучую мышь, та вырвалась и улетела, а я с искусанными руками загремела с лестницы вниз – именно об этом думаю я, ощупывая кулон с камеей, обмотанный вокруг шеи котенка. «Господи, да что же это?!» – кричу я и, даже не пытаясь снять цепочку, бросаю котенка под крыльцо хижины. Я захожу в дом, достаю еще одну таблетку и опускаюсь на колени, моля о том, чтобы Он ниспослал мне знак.
127 
