Да, отвечать было нечего.
— Единственное, на что ты мог рассчитывать, связываясь со Службой — это установление марионеточного правительства в случае своей победы, — Суворин чувствовал, что, говоря так, озвучивает те мысли, которые сейчас роятся в голове чеченца. — Формальная независимость — на бумаге, и жесткий контроль внутренней и внешней политики — на самом деле. Если акула зацепила тебя за руку, она, будь уверен, проглотит тебя целиком. Потерял бы ты и независимость, и нефтедоллары, и все, от чего только можно получить доход.
По лицу Рашида блуждала странная полуулыбка, в которой, впрочем, не было даже намека на веселье. Так мог улыбаться человек, узнавший, что четвертование ему заменят повешением.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросил он Панкрата. — Убьешь?
Тот отрицательно покачал головой.
— Пытать будешь? — голос Рашида дрогнул. — Но я все сказал, клянусь.
Суворин только усмехнулся в ответ, вставая.
— Казнить тебя не я буду, — ответил он наконец. — У нас вынесением приговора суд занимается. Вот туда я тебя и доставлю… По крайней мере, постараюсь.
* * *
Они провели в лесу весь день. Только когда уже основательно стемнело, Панкрат решил, что можно взлетать. К тому времени и спецназовцы, и Рашид с Илзой уже были в вертолете, холод загнал их внутрь машины, поскольку жечь костер, чтобы согреться, Суворин запретил: в сумерках даже огонек зажигалки за версту видно.
Чепрагин и Шумилов сидели, завернувшись в одну на двоих плащ-палатку и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Вечерняя сырость без труда проникала сквозь железную скорлупу корпуса, и температура внутри мало отличалась от той, что была снаружи. Единственное преимущество заключалось в том, что в салон не проникал дождь, сыпанувший внезапно из потемневших туч, в одночасье закрывших ущербный диск луны. Капли барабанили по металлическим бокам вертолета, шлепаясь тяжело, с оттягом, словно пули на излете.
Хуже всего приходилось Рашиду — для него не нашлось никакой накидки, и чеченец по-прежнему лежал на полу. Он мучился от холода и тер окоченевшие ладони одну о другую с такой силой, что казалось вот-вот добудет огонь. Ноги полевого командира по-прежнему были связаны; Суворин так и не решился предоставить ему полную свободу движений, несмотря на то, что салон был полон вооруженных людей. Он предпочитал не рисковать, Илза, в отличие от Рашида, словно не ощущала холода, хотя и не было у нее никакой теплой одежды. Как и у всех, у нее был камуфляж и армейские ботинки. Рукавицы с обрезанными пальцами вряд ли могли согреть ее. Она сидела, неестественно выпрямив спину, и больше всего была в этот момент похожа на примерную ученицу — если бы не остановившийся, потерянный взгляд, устремленный в никуда.
— Что будем делать? — задал Панкрат давно уже вертевшийся на языке вопрос, не дававший покоя и ему самому. — Как предлагаете действовать дальше?
Он сидел в кресле рядом с пилотским, в пол-оборота к спецназовцам, жавшимся друг к другу в задней части салона.
— Пробиваться к президенту, — отозвался Шумилов. — Вот только как?
Суворин криво усмехнулся.
— Что к президенту — я с тобой согласен. Но для этого надо сначала в Россию выбраться. Поэтому давайте-ка лучше маршрут наметим…
— А что, есть карта? — спросил Чепрагин.
— В вертолете должна быть карта, — Суворин перевел сразу же потяжелевший взгляд на Илзу. — Есть? Та, словно очнувшись ото сна, вздрогнула и повернулась к нему с вопросительным выражением на лице. Занятая своими мыслями, наемница явно не расслышала его вопроса.
Панкрат беззвучно, одними губами, выругался.
— Карта есть, я спрашиваю? — повторил он. Илза кивнула — механически, как заводная кукла. Так же механически сунула руку куда-то под приборную доску и вытащила оттуда квадратный планшет из черного дерматина. Протянула Суворину и, когда он осторожно, словно боясь запачкаться, взял его, снова откинулась на своем кресле, глядя куда-то в сгущавшуюся тьму.
У Панкрата мелькнула вдруг мысль о том, что он так и не попытался узнать у наемницы, что же все-таки заставило ее помочь ему бежать из лагеря боевиков. Но, если узнать о ее мотивах он еще хотел бы, то уж спрашивать ее об этому самому у него не было никакой охоты. Даже простейшие вопросы давались ему с трудом. Когда он обращался к ней, перед его глазами постоянно вставала Ира, и рука машинально тянулась к оружию…