— Калькулятор, — хмуро отозвался тот, не меньше Панкрата встревоженный ближайшими перспективами.
— И на кой тебе такой здоровенный калькулятор? — прищурившись, продолжал расспросы капитан.
— Здоровенные деньги считать, — в прежнем тоне ответил лейтенант, и Киселев отстал, поняв, что с этим мрачным собеседником особо не поболтаешь.
— Так расскажи, как вы из плена бежали? — обратился он к Панкрату. — Как из гор-то выбрались?
По лицу капитана было видно, что он не в состоянии это представить.
— На вертолете, — ответил Суворин и, глядя на вытянувшееся лицо капитана, добавил. — Военном. Российском…
* * *
Снаружи донеслось урчание автомобильного двигателя. Такой звук обычно издают моторы внедорожников, работающие с повышенной нагрузкой. Вот и сейчас прибывший из Грозного джип пытался сдвинуться с места, выбрасывая из-под задних колес фонтаны грязи, летевшей на все вокруг — стоявший позади бэтээр и стену дома, в котором Суворин продолжал рассказывать капитану Киселеву трогательную и занимательную историю их бегства из чеченского плена. Капитан кивал, охал и ахал от удивления и профессионально скрывал свое недоверие буквально к каждому слову рассказчика. Но Панкрат тоже был профессионалом, и скрыть это от него было невозможно.
— Это, похоже, за вами, — привлеченный шумом, капитан выглянул в окно. — Точно, за вами. Ладно, Панкрат, в другой раз послушаю, когда война закончится… Пошли, что ли?
Они вышли на улицу, где увязшую импортную технику уже тащили шустрые бойцы на бронетранспортере, вырывая колеса железного коня из цепких объятий черного месива. Суворин быстро, стараясь, чтобы его не заметили, осмотрел прибывших, которые, за исключением шофера, выбрались из машины и наблюдали за ее мытарствами со стороны. Их было двое, в форме солдат внутренних войск, но это ни о чем не говорило — эсбисты могли позволить себе щеголять в какой угодно форме. Холодные взгляды, холеные лица, крепкое телосложение и мягкие, вкрадчивые движения — точь-в-точь как у Алексеева, завербовавшего Панкрата в отряд “охотников”. Один из них все время поглядывал на дорогу в Грозный, будто ждал кого-то.
— Ребята. — украдкой, почти не разжимая губ, прошептал Суворин, оказавшись, словно невзначай, между Чепрагиным и Шумиловым. — Готовность номер ноль. Что-то не нравятся мне эти парни…
Словно услышав его слова, “эти парни” переглянулись и направились к ним — вразвалочку, типичной походкой “хозяев жизни”, которая так подошла бы каким-нибудь новым русским, а не сотрудникам Службы.
"Эх, молодежь… — подумал Панкрат, разглядывая приближающихся эсбистов уже в открытую. — Доведут вас до беды эти понты и расхлябанность”.
— Где чеченец? — спросил один из них, тот, что был повыше и грубее лицом.
Суворин внутренне напрягся: как ни крути, а все-таки мало приятного в том, что с тобой не здороваются.
— Угадайте с трех раз, — очень вежливо предложил он, с чувством глубокого удовлетворения наблюдая за тем, как краснеет, делаясь одного цвета со свеклой, лицо эсбиста.
Действительно, тяжело было не понять, кто именно из стоявших перед ним людей — полевой командир. Хотя бы потому, что руки были связаны только у Рашида, причем сделано это было с помощью хорошо заметной толстой пеньковой веревки.
— Вы — Рашид Усманов? — в конце концов обратился эсбист к чеченцу, изобразив на лице подобающую свирепость. — Прошу следовать за мной… И вас тоже, — повернулся он к Панкрату. — Оружие при себе есть?
Нож Суворин сунул за пазуху, и на ремне у него висели теперь пустые ножны. Так что он со спокойной совестью отрицательно мотнул головой. К тому времени то же самое со своими ножами проделали Чепрагин и Шумилов — по указке Панкрата, у которого не было никаких сомнений в том, что эсбисты постараются устранить их как можно быстрее.
— А как же мои товарищи? — спросил Суворин, махнув рукой в сторону своих спутников.
— Они поедут во второй машине, — ответил эсбист. — Она должна скоро прибыть, не беспокойтесь.
Что ж, понятно — они разделяют их отряд, чтобы по отдельности разобраться с двумя меньшими группами, не рискуя ликвидировать всю пятерку сразу. Не нужно было много думать о том, кто отдавал приказ на их устранение — наверняка кто-то из тех, кому удобнее было считать бойцов погибшими. То, что эсбисты не задают вопросов, естественных в подобной ситуации для всякого нормального человека, например Киселева, говорит лишь о том, что они либо знают все, что необходимо, либо им нет нужды это знать. В последнем случае напрашивается однозначный вывод: группу приказано “пустить в расход”.