— Каком оружии?
— Пистолет, что лежит под шкафом. В коробке из-под обуви. Его надо бросить в прорубь.
— Соображаешь. Не думай, я тоже об этом помню. Ну хорошо. А что дальше? Примут его за меня. А мне куда деваться?
— Стань Пенкиным.
— Пластическую операцию сделать? Взять и лечь в клинику? Не пройдет, — Он покачал головой.
— Надо устроить драку. Если тебе не жалко лицо.
— Мне уже ничего не жалко, — сердито сказал он, теребя рукой цепочку с нательным крестиком.
— Надо, чтобы тебя как следует помяли. Солнышко пригрело, в парке полно шпаны. Эти… Как их? Скинхеды. Стоит сказать слово в защиту лиц кавказской национальности… Словом, повод всегда можно найти. Главное, чтобы тебе разбили лицо. Тогда я с чистой совестью вызову «скорую», тебя отвезут в больницу. Надо, чтобы зафиксировали вызов и сильные повреждения. Потом я тебя заберу и переправлю в клинику пластической хирургии. В драку ты влезешь Орловым, а выйдешь из нее Пенкиным. Я предъявлю в больнице его документы. Я покажу Арону Марковичу его фотографии. Главное — это нос. Я ведь сразу обратила внимание на ваше внешнее сходство.
— Что ж, неплохо. Остальное я додумаю.
— Что остальное? — напряженно спросила я. Его тон мне не понравился.
— Ты думаешь, меня не будут искать? Вот так сразу поверят во взрыв газового баллона?
— А куда им деваться?
— Я должен действительно исчезнуть. Спрятаться там, где меня уж точно не будут искать.
— Не пугай меня.
— Зая, послушай. — Он придвинулся и крепко меня обнял. Мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели в монитор. На людей, которые могли доставить нам массу неприятностей. — Мы будем жить с тобой вместе. Долго и счастливо. Когда-нибудь.
— Когда-нибудь? — Я отстранилась и посмотрела на него удивленно. — Что ты имеешь в виду?
— Слишком много за нами грехов, Зая. Надо платить. Я буду платить. Ты ведь забыла о Кошкине.
— И что нам Кошкин?
— Он скажет, что убита не Галина Конанова. Тебя будут искать как заказчицу убийства.
— Ну и что? — Я пожала плечами. — Пусть ищут. Не найдут ведь.
— Надо все подчистить. Обрубить концы. Это я беру на себя. Тебе и так досталось. — Он усмехнулся. — Ну что? Выяснили отношения? Теперь пойдем ужинать?
— Да, вот еще что. — Я посмотрела на его правую руку. — Тебе надо сделать татуировку. ТОЛЯН. Пять букв, по одной на каждом пальце. Мастера найдешь?
— А то!
— Кстати, насчет моих документов. Откуда они у тебя?
— Бывает, — коротко сказал он. — Человек, к примеру, погибает в автокатастрофе, знают, что его никто не будет искать и… Хоронят как безымянного, в общей могиле. А документы идут в дело. Схема отработанная.
— Я гляжу, все у тебя отработано. И пластический хирург.
— А что ты хотела? Надо же иметь запасной аэродром. На всякий случай.
— А твои друзья… Они не сдадут?
— Нет. Это исключено. Я ж тебе сказал: старые связи. Воевали вместе. И вообще: это надо объяснять?
— Нет. Не надо. Еще один момент: дело Пенкина в архиве.
— Я наведу справки, — серьезно сказал Андрей. -Сколько лет прошло? Возможно, его там уже нет. Если есть, то можно выкупить. За большие деньги можно все. А денег у меня много. Пригодились наконец.
— Умница. — Я чмокнула его в нос.
— А теперь — ужинать.
— Может, сразу в постель?
Он рассмеялся:
— Я и не думал, что ты так быстро придешь в себя. Ожидал слез, упреков. Даже истерики. Я ведь не первый месяц тебя знаю. Зая, ты плакса. Была. Что же случилось, а?
— Я сама себя не узнаю. Будто Галя Зайкина и в самом деле умерла. Размазня, о которую все ноги вытирали, как о половую тряпку. Эх, попадись мне сейчас Лиана! Я бы ей ответила! Пойдем. — Я потянула его за руку. — Сначала постель, а потом ужин.
И была любовь. Последняя счастливая ночь в моей жизни. Все последующие были отравлены. Но сегодня я была свободна и счастлива. Камень упал с души, тяжкий грех был снят. В смерти Миши я не виновна. Я могу встретиться с сыном и все ему рассказать. Где-то соврать, что-то приукрасить. Но теперь у меня есть оправдания. Я его не убивала. И не мною нанятый человек его убил. А все, что было потом…
Это было потом. А сейчас была любовь. Мы были очень осторожны, берегли ребенка, но сдержанность только усиливала страсть. На самом ее пике, к которому мы шли, не рывками, сбивая дыхание, а даже дух захватило медленно, шаг за шагом. А потом был обрыв, несколько секунд в невесомости и медленное возвращение к подножию вершины. Мы лежали и думали об одном и том же.