ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  112  

В 1782 году был назначен московским губернатором, а в 1783 году произведен в генерал-поручики. Императрице нравились его способности в расследовании преступлений, доставившие ему славу великого сыщика даже за границей. Все бы хорошо, да вот фигурою Николай Петрович не вышел. Был коротконог и годы его перевалили уже на пятый десяток... Однако, несмотря на краткость «доступа к телу», карьера Архарова в столице не прервалась. И он получил назначение обер-полицмейстером.

На его место Анна привлекла Василия Ивановича Левашова – генерал-поручика, сопровождавшего императрицу во время ее путешествия в Тавриду. Ему покровительствовал и Потемкин. Но – тоже более пары месяцев он при государыне не задержался. Затем, совсем на короткое время – Василий Петрович Померанцев – комедиант. В молодости, готовясь стать дьячком, он завернул случайно в театр, да так и остался актером. Его дрожащий голос и яркая декламация часто заставляли рыдать зрителей. В 1785 году он был принят на казенную сцену. В опочивальню государыни попал случайно, помимо Анны. Были и другие. Имен их в памяти не осталось, хоть и проходили они почти все через нее, прежде чем попадали в спальню императрицы. Даже Безбородко, как говорили, побывал в этой роли. Анна с тревогой следила за развитием этой интриги. Безбородко был отчасти ее креатурой. Но, в отличие от прочих, изворотливый хохол вышел из ситуации не только без потери места, но и с весьма солидной прибылью. Он хозяйственно купил в Полюстрове имение, в коем завел себе гарем из девок. Ими он, время от времени, обменивался с Никитой Ивановичем Паниным, и ездил в Смольный собор замаливать грехи. Только те ли были-то прегрешения? После причисления к Коллегии иностранных дел Александр Андреевич, сохранив прежнюю свою должность секретаря императрицы, неутомимо копал под своего начальника, прибирая к рукам всю переписку по вопросам внешней политики. При сем деле проявлял он немалую дипломатическую ловкость.

По смерти Никиты Ивановича Панина первое место в иностранной коллегии со званием вице-канцлера занял Остерман, но именно Безбородко, произведенный в тайные советники, стал там главным действующим лицом. Он сопровождал императрицу в ее поездках во Фридрихсгам на встречу с Густавом III, в Вышний Волочек для осмотра строящегося канала и в Сестрорецк на оружейный завод.

В 1885 году государыня пожаловала ему Владимирскую и Александровскую ленты и 5000 душ крестьян в Малороссии. А 12 октября того же года вместе с рескриптом о введении его в графское Римской империи достоинство, получил Александр Андреевич и лестное собственноручное письма государыни. В нем она в частности писала: «Труды и рвение привлекают отличие. Император дает тебе графское достоинство. Будешь comes! Не уменьшится усердие мое к тебе. Сие говорит Императрица. Екатерина же дружески тебе советует и просит не лениться и не спесивиться за сим».

В «нервные» дни, когда все придворные шарахались от императрицы, лишь толстый и всегда веселый Безбородко да граф Строганов, воротившийся недавно из заграничного вояжа, без страха заходили в ее кабинет. Александр Андреевич всегда с делами, но и с улыбкой. С ним даже самые неприятные решения давались легко. Главным достоинством сего дельца явилось то, что он полностью усвоил политические взгляды повелительницы и всегда верно истолковывал их, исполняя все так, как она хотела.

Со Строгановым государыня была, как ни с кем, откровенна.

– Уймись, матушка-государыня, – говорил граф Александр Сергеевич, нюхая табак из табакерки, выточенной из цельного изумруда. – Что с тобой деется? Как мне успокоить тебя? Может, врач твой Роджерсон – дурак набитый, что не может помочь?..

– Роджерсон тут ни при чем, граф. Время мое проходит, а я не могу с тем смириться. Любить хочу безумно, хочу, хочу... А погляжусь в зеркало – эх! Да и где она любовь-то? Вокруг – один блуд, что фрейлины, что статс-дамы... Жен сенаторских кавалеры глазами раздевают... Все об сем токмо и думают...

– А ты не преувеличиваешь ли, матушка? Пойдем-ка ко мне, поглядишь, каки новы полотна мне намедни привезли из Италии. Порадуемся вместе...

И они отправлялись, рука об руку, ко дворцу Строгановых, что стоял неподалеку от Зимнего на берегу Мойки-реки, глядеть картины в галерее графа...

А потом случилась беда. Кто-то подбросил в покои императрицы письмецо. Там стояло: «Душа моя, радость, несказанная. Я опять сижу взаперти. Старуха как с цепи сорвалась. Губит все вокруг своим распутством. Когда-то, наконец, перебесится. Завтра, как поедет гулять, выберу момент. Отправь и ты своего...».

  112