54 
Но постепенно она стала думать: «А кто может знать, что злосчастный листок перекочевал к ней из рук Высоцкого? А тем более про ее крамольные разговоры с Васильчиковым?.. Ведь никто! И разве она не вольна скрыть это? Взять все на себя и принять отставку?..» Она начала размышлять о том, что делать дальше... Подумала, что жизни при Дворе и ее любви пришел конец и, наверное, придется вернуться к матушке. В лучшем случае, в Москву, а то и в имение безвыездно. Но главное – она должна убедить государыню в своей преданности. В том, что проклятый рисунок оказался у нее давно и совершенно случайно, и что она хотела отдать его ее величеству, но робела. А потом и забыла... А камень, камень она нынче же бросит в пруд. Эти мысли, как и решение об отставке, несколько успокоили ее. Анна кликнула горничную, велела подать умыться. Она привела себя в порядок, сбегала к ближайшему пруду, чтобы выбросить страшную улику, и пошла в Синий кабинет или, как его чаще именовали, в «Табакерку», где собирался по вечерам самый тесный кружок императрицы. Сегодня был вечер ее дежурства.
5
Несмотря на природный ум, проникнуть в замыслы повелительницы Анне было не дано. А Екатерину, прежде всего, не устраивала любовь фрейлины, несовместимая с ее обязанностями. Но она отнюдь не собиралась так просто расстаться со своей d?gustatrice. Слишком редкой находкой был такой человек, как Протасова. Сначала, уловив новое эйфорийное душевное состояние наперсницы и легко поняв его причины, императрица почувствовала себя озадаченной. Аннета явно выходила из предназначенной ей роли. Некоторое время Екатерина не знала, что предпринять. Но, получив донос графини Брюс, которая случайно обнаружила крамольную карикатуру в книжке, которую листала, ожидая Протасову в ее будуаре, тут же составила свой план действий. Фрейлину, позволившую себе самостоятельно влюбиться и отстать от предназначенной ей роли, следовало несколько проучить. «Ах, d?gustatrice, d?gustatrice... – повторяла про себя Екатерина. – Как это по-русски: сводня? Нет, не так».
Она вдруг вспомнила рассказы отставного секунд-майора Хвостова о пробных жеребцах. О том, что на конных заводах их содержат не для припуска, а лишь для того, чтобы вызнать течку кобылы... Пробные жеребцы, а у нее – пробная фрейлина – пробня. И рассмеялась удачно придуманному слову. Теперь и план воспитания фрейлины Протасовой обрисовался в голове Екатерины во всех подробностях: «Пришла, видно, пора и ее несколько проучить, а то зарвалась, пробня». В план удачно ложились и порка молодых фрейлин, и рисунок, который стащила Брюсша... О, Екатерина была весьма расчетлива и жестока в своих придворных интригах, и редко, когда что-либо, из спланированного ею, срывалась.
– Ваше величество, – начала Анна трудный разговор, провожая Екатерину в будуар после карточной игры. – Ваше величество, я виновата перед вами...
Императрица коротко взглянула на фрейлину и сухо ответила:
– Я знаю.
Анна всхлипнула.
– И вы вправе подвергнуть меня любому наказанию... – Екатерина молчала. – Только не лишайте меня своей милости и благоволения. Я вас так люблю и так почитаю, как, поверьте, никто из ваших приближенных... Да я бы с радостью, ежели понадобится, все что есть у меня – руку, нет, голову положу и отдам за вас...
Анна говорила совершенно искренне, более того, это было действительно так, ибо как можно еще выразить свои чувства к наместнику Бога на земле, каковым является государь. Екатерина молча сжала руку фрейлины. Надежда вспыхнула в Анне: «Боже, неужели прощает?» Непроизвольно полились у нее из глаз слезы. Сквозь них она взглянула на Екатерину и увидела, что та смотрит на нее очень ласково. Не в силах сдержать свои чувства, Анна бросилась на колени и стала покрывать руки государыни поцелуями, бессвязно бормоча повинные слова.
– Ну, ну, мой королефф, встаньте, встаньте, вы же знайт, что я не люблю эти азиятские проявлений... Перестаньте, мой друг. Я знаю ваш искренний отношений ко мне и тоже люблю вас. И от того подлинно мне была горькой ваша скрытность и недоверие. Но ежели это не есть так... – Она помолчала, пережидая поток заверений фрейлины, и повторила: – Ежели сие есть не так, мы оставаться, как прежде, друзья.
Господи, надо ли говорить, как Анна была счастлива. Она готова была взлететь, готова была на все. Если бы велела императрица кинуться вниз головой с балкона Парадной лестницы, она сделала бы это, не задумываясь...
«Какое счастье иметь такую повелительницу! И никогда, никогда более она даже в руки не возьмет гадких пасквильных листков!»
54 
