60 
– Конечно, ежели вам затруднительно поспособствовать в моей просьбе, ваше высокопревосходительство, то прошу оставить оную без внимания. Едино прошу вас сделать милость и оставить меня в надежде на доброе ко мне отношение и скромность вашу.
Нарышкина спохватилась:
– Нет, нет, что вы... Я, конечно, не отказываюсь. Надобно только поискать в нашем «оленьем парке» что-нибудь подходящее. Я непременно, непременно сделаю это для вас и дам знать... – Она замолчала, как бы приглашая Анну назвать того, кому следовало донести о результатах.
– Я буду вам зело признательна, ежели сделаете милость и скажете мне, коли что придет вам в скорости на ум... А о каком «оленьем парке» вы изволите вести речь?
– Ах, это так, иносказательно... Разве вы не слыхали о серале французского короля, носящего сие название?
– Никогда... И ежели бы была на то ваша милость и вы бы рассказали мне...
Глаза Анны Никитичны забегали. С одной стороны разговор принимал довольно опасный характер, поскольку эта d?guststrice была по-прежнему близка к государыне... И она не заблуждалась относительно довольно коварного характера Протасовой. Неосведомленность же фрейлины была столь приятна, и показать свое превосходство, так хотелось... В конце концов, что из того, ежели Аннетка и передаст ее рассказ императрице? Государыня сама прекрасно знает историю сего заповедника и, пожалуй, посмеется тому, что она так назвала их придворный выводок. Это повествование может даже повысить ее кредит у ее величества. Пусть знает, что она не такая пустышка, как эта толстуха Брюсша, втершаяся в доверие. За последнее время Прасковья что-то стала слишком много о себе понимать... Конечно, тема скользкая. Роль мадам Помпадур может не очень-то понравиться Протасихе. Добрые отношения с этой надутой фрейлиной, конечно, стоили некоторого риска, но испортить их себе дороже... Надо только попробовать в рассказе обойти опасные места... Все эти мысли вихрем пронеслись в голове прирожденной интриганки. И она решилась...
– Я слышала о том в Париже, но не знаю, стоит ли, право, занимать ваше время такою повестью... – Анна молча смотрела на нее. – Хорошо, хорошо, ежели вы располагаете временем и настаиваете...
Женщины отошли в сторону, уселись на зеленый кожаный диван у овального столика, что стоял в малом кабинете Царскосельского дворца, и Анна Никитична начала свой рассказ.
10
Рассказ статс-дамы Анны Никитичны Нарышкиной
– Вы не бывали в Париже, ma ch?rie?.. Ах, как я вам завидую! У вас все еще впереди: открытие чудного мира. Это так увлекательно...
Что же касается Оленьего парка, то название сие очень старое. Мне говорили, что еще при короле Людовике XIII участок версальского парка огородили каменной стеной, внутри которой были построены помещения для смотрителей оленей. Когда же Людовик XIV задумал перестроить дворец, то Олений парк почему-то не внесли в план. Я не знаю причин, но он так и оставался в прежнем виде, пока ныне здравствующий король Людовик XV не повелел возвести там прехорошенькую виллу – Эрмитаж для мадам д’Этуаль, будущей маркизы Помпадур. Вы ведь, наверняка, слыхали об этой особе... Представляете: возлюбленная короля и в то же время статс-дама королевы! Впрочем... – Нарышкина метнула мимолетный взгляд на собеседницу. – Таковы обычаи не токмо французского двора...
Вы, чай, слышали о новом увлечении наследника фрейлиной, великой княгини госпожой Нелидовой?.. Не слыхали? Ну, так вам еще предстоит многое узнать. Но я не стану сбиваться и вернусь к Версалю. Мадам Помпадур всегда добивалась, чего желала. Власть ее была такова, что гордая Мария-Терезия писала ей письма, называя эту распутную мещанку своей «милой подругой» и даже «доброй кузиной»... Во Дворце она присвоила себе все луврские почести. Она сидела в присутствии королевы и при прощании получала от ее величества традиционный поцелуй. Кардиналы целовали ей руку. Одни иезуиты настаивали на том, что маркиза, как женщина, живущая против воли мужа вне брачного с ним сожительства, недостойна религиозного утешения, пока не вернется в лоно семьи. Но они же и поплатились за это. Маркиза воспылала к ним такой ненавистью, что весьма помогла их изгнанию из Франции...
Однако, вернемся к предмету нашего разговора. Надо признать, ma ch?rie, что его величество Людовик XV уже к пятидесяти годам был довольно изношен. Пресыщенный обычными наслаждениями, он не испытывал более возбуждения для чувственных удовольствий прежним путем. Ни одна женщина его не волновала, и нужно было нечто особенное, чтобы оживить его темперамент и помочь ему извлечь стрелу из колчана Амура. Вся служба маркизы Помпадур и приближенные короля с ног сбивались в поисках этих средств. И вот однажды кто-то из придворных показал Людовику миниатюрный портрет племянницы – двенадцатилетней девочки. Нежное, невинное личико понравилось королю, хотя он тут же высказал сомнение в соответствии копии оригиналу, понеже между ними была еще и рука художника. Придворный взялся доставить оригинал. И через несколько дней явился в Лувр с мадемуазель де Ленкур. Девочка была как две капли воды похожа на свой портрет и... осталась во Дворце. Однако ее юный возраст сначала смущал даже Людовика, и потому он с удовольствием принял предложение маркизы Помпадур поместить невинное дитя в ее Эрмитаже, чтобы удалить от нескромных взоров Двора.
60 
