— Ну и ну! — удивился я. — Я бы за всю жизнь ничего подобного не придумал.
Схватив ленты, мы подбежали к двери.
— Подожди, мы тебя подсадим, — сказал Чесек. — Давайте молоток и гвозди. Только скорее, сейчас звонок.
Ребята подсадили меня, и я взялся за дело. Я так нервничал, что несколько раз стукнул себя молотком по пальцам, по это все пустяки но сравнению с тем, что произошло потом. Зазвенел звонок, и тут сразу — ну скажите, разве это не злой рок, — сразу же распахнулась дверь… Все, конечно, дали ходу. Ну, а я… можете себе представить, что было со мной. Я ссыпался сверху и так запутался в лентах, что никак не мог из них выпутаться.
В класс вошел Пифагор. Вошел и замер от удивления. Потом надел очки, наклонился ко мне и спросил:
— ЧТО ЭТО ТАКОЕ? ТЫ КТО?
— Я… я дежурный, — пробормотал я, срывая с себя ленты.
— Разве так должен выглядеть дежурный? — Пифагор вынул зеркальце и поднес к моему лицу.
Я был весь в земле, в волосах торчали обрывки цветной бумаги.
— И вообще, — оглянулся вокруг Пифагор, — что это за маскарад?
— Это… не маскарад, а именины пани Окулусовой, — стал объяснять я. — Мы хотели… потому что сердце пани Окулусовой испускает лучи, и мы… мы расцветаем в этих лучах, как гирлянды.
— Что за вздор ты несешь? — поднял брови Пифагор. — Марш на место!
Я бросился на свое место, а Пифагор, сделав перекличку, вызвал к доске Гжесека.
— Пиши, голубчик, — сказал он. — «В цистерну налили тысячу восемьдесят литров нефти»…
Гжесек начал искать мел, но мела не было.
— Почему ты не пишешь, голубчик? — насупился Пифагор.
— Потому что нет мела.
— Ну и порядки! — воскликнул Пифагор. — Дежурный, ко мне!
Я подбежал. Пифагор, надев очки, окинул меня строгим взглядом.
— Ну да… При таком дежурном этого следовало ожидать… Где мел, мальчик?
— Не знаю, — испуганно ответил я, — перед уроком был. Наверное… наверное, опять Папкевич съел.
— Что ты выдумываешь, голубчик! Разве люди едят мел?
— Папкевич ест.
— Папкевич, ко мне! — прогремел Пифагор. — Это правда, что ты съел мел?
— Съел, — сокрушенно признался Папкевич. Пифагор ошеломленно смотрел на него:
— Какой ужас! Зачем ты это сделал?
— Дежурный Пегус дал мне мел и сказал, чтобы я съел. Его очень забавляет, когда я ем мел.
— Это неправда, он врет… я…
— Объяснения будут потом, голубчик, — раздраженно прервал меня Пифагор и повернулся к Папкевичу. — Итак, ты утверждаешь, что Пегус дал тебе мел, а ты послушно съел?
— Не мог удержаться, пан профессор.[8] Когда мне дают мел, я всегда его ем. Не могу удержаться.
— Но это же вредно! — испугался Пифагор. — Папкевич, ступай к врачу.
— Хорошо.
Папкевич поклонился и вышел.
— Дежурный Пегус! — загремел Пифагор. — Где запасной мел?
— У меня в кармане.
Я начал судорожно выворачивать карманы. Из них выпала бритва Здеба и кисточка для бритья. Пифагор с любопытством вытянул шею.
— Что это у тебя там, голубчик?
Я протянул ему кисточку и бритву. Пифагор оглядел их со всех сторон.
— Что это, мальчик?
— Это… это кисточка и бритва, — пролепетал я. Пифагор нахмурился:
— Стало быть, ты бреешься?
— Я нет… я только…
— Откуда же у тебя эти инструменты, голубчик?
Я хотел сказать правду, но, перехватив грозный взгляд Здеба, опустил голову:
— Я… я учусь на парикмахера.
— Ах так, — ехидно улыбнулся Пифагор, — и, наверное, упражняешься на товарищах. Не можешь ли мне сказать, голубчик, кого ты сегодня брил?
Я горестно оглянулся:
— Я брил… брил коллегу Здеба.
— Здеб, ко мне! — загремел Пифагор.
С унылой перевязанной физиономией к кафедре подошел Здеб.
— Дежурный Пегус брил тебя сегодня? — спросил Пифагор.
— Брил, пан профессор.
— Как он мог брить? Ведь у тебя все лицо перевязано?
— Это как раз от бритья, пан профессор.
— Он покалечил тебя бритвой?
— Да, пан профессор.
— Это черт знает что такое. Так вы еще зарежете друг друга. Бритва в руках безумцев! — разбушевался Пифагор. — Неслыханно. Ну, это вам даром не пройдет. Все эти инструменты я передам вашей классной руководительнице… А сейчас марш по местам! К доске пойдет Пумекс.
С парты поднялся Пумекс II. Проходя мимо, он больно стиснул мне плечо.